Ювелир Лейб Гиршман попал в разработку случайно. Виной всему была его жадность: семь лет назад он польстился на сомнительную сделку (соблазнила низкая цена) и купил золотой брусок весом в два фунта. Золото, как уверял посредник, имело совершенно чистое происхождение. Этот гешефтмахер получил профит дважды. Первый раз, когда покупатель и продавец выдали ему проценты за то, что свел их вместе, а второй, когда, будучи агентом охранки, донес об этом Штарбергу. Сказать по правде, никаких сведений о преступном происхождении слитка ни у полиции, ни у жандармерии на тот момент не было.
Вербовка ювелира проходила по всем правилам. Сначала состоялся нелицеприятный разговор с глазу на глаз. Штарберг, будучи тогда еще штабс-ромистром, в красках обрисовал Гиршману его ужасное и недалекое будущее. Затем он молча выкурил папиросу и сполна предоставил жертве возможность воспользоваться собственной фантазией о своей незавидной доле в обществе воров, насильников и грабителей.
Когда маленькие поросячьи глазки уже наполнились слезами и начала подрагивать нижняя губа, офицер принялся успокаивать его словами о том, что «не так уж страшен черт, как его малюют», что «хороший адвокат всегда может убавить срок», и что «в остроге тоже люди сидят»… Вот тут-то нервы торговца не выдержали, и он разрыдался по-детски, в голос. Не проронив ни слова, визави достал портсигар и, чиркнув карманной зажигательницей, пустил в потолок длинную струю дыма.
– Не губите! – взмолился коммерсант, вытирая мятым платком глаза. – Заплачу любые деньги, только в тюрьму не сажайте.
– Что ж, пожалуй, я готов сделать для вас одолжение, хотя… это будет совсем не просто, – ледяным голосом выговорил жандарм.
– Прошу вас!
– Но это только ради