Еще более замудренные сцены с экзотическими позами бывают на операционном столе. Казалось бы, ну положил ты человека, чтоб резать и кромсать, ну только на спине он и сможет лежать… а как иначе?.. Ан, нет. Тут порой всякая Камасутра позавидует.
Я эти метаморфозы сплетений и изгибов человеческих конечностей отметила для себя еще в университете. А когда дело дошло до интернатуры, тут передо мной открылся целый кукольный спектакль. Здесь «марионетками» – простите за грубое сравнение – выступали пациенты с разными «болячками». А мы, врачи-хирурги, были кто-то вроде кукловодов.
II
Эдмунд Розенберг поступил в наше отделение с довольно типичным диагнозом для его возраста – небольшой камень в мочеточнике к тридцати одному году. Это весьма распространенная вещь среди тех, кто слишком сильно налегает на еду и напитки с повышенным содержанием химикалиев.
Эдмунду Розенбергу с его именем и фамилией быть бы ученым-новатором, дерзким политиком или режиссером-революционером. Но он был рекламным сценаристом, что тоже довольно редкая специализация для наших мест, но все же не выдающаяся. А сам он мне позже говорил, что работа его «очень и очень заурядна».
Эдмунд Розенберг сразу показался мне приятным парнем. Если бы я его не разглядела всего – обнаженного и беззащитного – на операционном столе, то, возможно, он понравился бы мне чуть больше, чем просто пациент.
В общем, Эдмунду Розенбергу нужно было выбрать: лечиться у нас, то бишь согласиться на операцию, или же отправиться домой с моими рекомендациями и надеждой на амбулаторное лечение в «комнатных» условиях.
На мое удивление и даже в какой-то степени восхищение этот парень решил пойти на операцию.
Почему удивление? Потому что люди обычно плюют на такие вещи, думая и заклиная своих богов, что «это все пройдет само».
Почему восхищение? Потому что он хоть и держался в приемном покое хреновато – его тошнило и шатало – но зато оставался вежливым, спокойным и рассудительным.
А еще парой своих шуток он расположил к себе меня и даже Иннесу с Мазулом, а это самые суровые и весьма высокомерные врачи хирургическо-урологического отделения.
Розенберг поступил в неотложку ночью, почти в полночь. При выходе из кареты скорой помощи его стошнило от боли. Но никто его в этом винить не стал. Это он, наоборот, попробовал извиниться, хоть и был на грани невменоза. Принимающий медперсонал быстро вколол ему обезболивающее и противорвотное. А затем молодого человека посадили в коридоре – ждать врача. Но он самостоятельно перебрался в приемную палату ожидания и лег на свободную койку.
Именно там я его и приняла.
– Эдмунд Розенберг?
– Да.
– Я ваш лечащий врач. Здравствуйте.
– Ура, – послышался его болезненный шепот, – дождался. Простите, как вас зовут?
– Можете звать меня доктор Фенимонд или просто доктор.
– Хорошо.
– Судя по вашим болям, у вас камень в левой почке. Но мы должны узнать это точно, поэтому пошлите со мной… вы идти самостоятельно сможете или каталку привезти?
– Я сам.
– Хорошо. Я вам дам направление на КТ и другие анализы.
– Что такое КТ, доктор?
– Компьютерная томография.
Мы прошли к стойке регистратуры. Эйлям – пухленькая медсестра – записала все данные Розенберга. А потом я выдала ему четыре направления.
Через полчаса пациент, сдерживая на лице гримасу боли, вернулся ко мне с несколькими листками.
– Анализы сдал. КТ просят, чтоб вы сами взглянули на снимок.
– Хорошо. Тогда подождите, я все посмотрю и вернусь.
Томография показала затвердевший конкремент с левой стороны размером в полсантиметра. Не большой, но и не маленький. Такой можно было вывести двумя путями: усердным домашним самолечением или немедленной операцией.
Как я говорила, Эдмунд Розенберг выбрал операцию.
После этого я передала его в руки медсестрам и сказала, что навещу уже утром.
Медсестры определили моего пациента в третью палату – она была в отделении для «потенциально ковидных». Но Розенберг провел там всего одну ночь – его анализ ПЦР на коронавирус пришел всего через пару часов. Он был отрицательным. И я быстро перевела его в двенадцатую – там лежали почечники, готовящиеся к операции.
****
Утро выдалось жаркое. Уже часа в четыре летнее солнце стало нагревать палату. А в пять наступил зной.
Я с трудом встал и подошел к окну. Была суббота и город в районе больницы просыпался медленно – всего несколько проехавших за пять минут машин и пара прохожих. Хотя в обычное время тут было не протолкнуться.
Я прошелся по комнате – соседи по палате еще спали – и вышел в общий широкий коридор. Десять метров влево, десять