На перемене меня отводит директриса, и в кабинете логопеда мы запираемся. Она рассказывает, что Катя пришла к ней в страшной бледности, плакала, рвала заусенцы, просила отпустить домой, чтобы сходить в душ. В трех словах Катя пояснила: они меня изнасиловали.
Все отцы были немедленно вызваны в школу, но у юных джентльменов было время, чтобы сговориться и придумать одну правдоподобную версию. Можно было и выбрать, на кого все свалить, и вообще прикинуть, что взрослым известно, а что нет. Камер в классах, конечно, не было.
Отцы сели с нами в круг в хореографическом зале, внимательно выслушали директрису. Дальше они просили доказательств, а узнав, что ничего нет, стали намекать в несколько голосов:
Она же девочка… она хочет внимания… хочет ласки, в конце концов… ну и выдумывает невесть что… а вы знаете, вот в Америке был случай там такого же учителя, как вы, обвинили в педофилии… а потом девушка сама признала, ничего не было, а его все равно на работу никуда не брали… посмотрите, даже кино такое есть… вы такой образованный человек… да должны знать… да и вообще вам не кажется странным, что Катя такая… м-м-м… слишком правильная… от-лич-ни-ца… в тихом омуте сами знаете кто водится… у меня одноклассница тоже отличницей была, а сейчас у-у-у…
После пустой встречи я озадачился тем, чтобы все-таки заиметь доказательства.
Директриса подвозит до дома меня и школьного психолога Татьяну. Мне странно от того, что Татьяна спрашивает поочередно меня и директрису о том, где мы заказываем роллы. Наконец, директриса интересуется: “Вы говорили с Катей?”
После того, как Татьяна ответила: “Ну… это у нее наше такое, знаете… ж-ж-ж-женское… умненькая девочка… но мы же знаем, чего умненьким не хватает…” – мне пришлось быстро выйти из автомобиля, наскоро попрощавшись, так как было уже то место, где мне нужно выйти, а позади был поток автомобилей.
Стало тяжело. Целое ведро ядовитого, гадкого, жадного и липкого гнева втекло мне в кровь одномоментно. Катя не виновата, и я должен это доказать. Заставить их признаться самих, силой их не разговорить. Родители, конечно же, готовы поверить во что угодно, лишь бы не в то, что их мальчик виновен в половом насилии.
Дома я не могу отвлечься от проблемы, но вот я играю с дочерью, и мне делается намного легче. Я уже никого не ненавижу, и мне весело наблюдать, как дочка удивляется солнечному зайчику, цветку и игрушке звездочке.
Мы с женой укладываем ребенка спать. После я подхожу к книжной полке и с закрытыми глазами берусь за случайный корешок. Открываю в случайном месте:
Гамлет
Скажи, старый друг, можете вы сыграть «Убийство Гонзаго»?
Первый актер
Да, милорд.
Гамлет
Поставь это завтра вечером. Скажи, можно ли, в случае надобности, заучить кусок строк в двенадцать-шестнадцать, который бы я написал, – можно?
Первый актер
Да, милорд.
У