Едва корабль вышел из Гумбера, как поднялся ветер и волны стали вздыматься ужасным образом. Это была моя первая поездка по морю, мне стало очень плохо, и я упал духом. Только тогда я всерьез задумался о своем поступке и о правосудии Небес, о наказании за свое непослушание. Все добрые советы моих родителей, слезы отца, увещевания матери живо предстали в моей памяти, и моя, тогда еще не ожесточившаяся совесть укоряла меня в том, что я пренебрег родительскими советами и нарушил мой долг перед Богом и отцом. Между тем буря усиливалась и море волновалось, но все это было мелочью в сравнении с тем, что я увидел после и несколько дней спустя. Но и этого оказалось достаточно, чтобы расстроить подобного мне новичка: при каждой новой волне мне казалось, что я тону; когда корабль проваливался, как мне казалось, между двумя валами, я думал, что он идет ко дну. В этом жалком состоянии я неоднократно клялся, что если Богу угодно будет спасти меня и я доберусь до твердой земли, то нога моя никогда не ступит на корабль, а я вернусь к отцу, последую его советам и никогда больше не подвергну себя никаким опасностям. Тогда только я осознал справедливость рассуждений моего отца о жизни и убедился в том, как приятно и мирно он жил, не подвергаясь ни морским бурям, ни превратностям сухопутной жизни, и решил как блудный сын возвратиться в родительский дом.
Глава II
Буря
Эти благоразумные мысли сохранялись у меня, пока продолжалась буря, и даже несколько дольше, но на следующий день ветер стих, море успокоилось и я начал мало-помалу привыкать к морской жизни. Весь этот день я был задумчив, продолжая еще страдать от морской болезни; но с приближением ночи погода прояснилась, ветер прекратился, наступил очаровательный вечер: солнце закатилось и такое же взошло на следующее утро. Легкий ветерок едва скользил по гладкому морю, в котором отражалось ярко сиявшее солнце. Зрелище было великолепное, прекраснее всего, что я видел!
Я хорошо спал всю ночь, тошноты больше не чувствовал, был весел и с удивлением любовался океаном, накануне еще столь грозным и жутким, а теперь таким тихим и приветливым. И тут, словно опасаясь, чтобы моя решимость не закрепилась, товарищ – мой соблазнитель – подошел ко мне и, хлопнув по плечу, спросил:
– Ну! Боб, как ты? Бьюсь об заклад, ты перепугался, когда ночью задул ветер, но этим ветром нельзя и шапки надуть!
– Не надуть шапки? Такая ужасная буря!
– Буря? Ты с ума сошел, и ты называешь это бурей? Пустяки и только! Нам бы – добрый корабль да побольше раздолья на море, так мы и ухом не поведем при этаком шквале. Ты, Боб, просто неопытный моряк. Заварим-ка лучше пуншу и все забудем! Видишь,