– Не царапайся, идиот! Держись за меня, я тебя вытащу! Просто делай, как я сказал!
Под животом появилась холодная резина надувного матраса, на спине – тёплая рука. Следующее, что я помню – это жуткая резь в груди. Я кашляю. Меня рвёт озёрной водой. Ангинное горло дерёт. В ушах дикий рёв. Солнце колет глаза. Лёгкие горят, меня трясёт. Кто-то рыдает, кто-то кричит. Жизнь возвращается с болью.
– Живой! – мама хватает меня и сжимает так сильно, что я снова начинаю кашлять. А потом реву. И мама ревёт. А папа трясёт какого-то паренька и обещает никогда не забыть, что он сделал.
Это был Ян. Это он болтался на том крокодильем матрасе. Чтобы спасти утопающего, есть буквально минута, а потом в мозге начнутся изменения.
Но Романовский успел.
А потом оказалось, что в городе Ян живёт на соседней улице. Романовский был классный. Такой парень, с которым все хотят дружить. Всегда в центре внимания. Но он тусовался со мной. Почти прописался у нас дома. Может, чувствовал ответственность. Нельзя же спасти щенка и выбросить его на обочину. Если ты не последняя скотина, конечно.
В какой-то момент я даже решил, что Романовский что-то вроде моего ангела-хранителя. Он никого не боялся. Всегда знал, что делать. Если нужно, дёрнет за волосы и вытащит на свет.
– Ты плывёшь куда-то конкретно или просто ищешь самое глубокое место?
Папа грёб и ответил не сразу. Взмах, свист, плеск. Взмах, свист, плеск.
– Мне тут один мужик рассказал, что у нашего берега хорошо идёт щука… – взмах, свист, плеск, – только надо ивняк обогнуть. А там, за излучиной… – взмах, свист, плеск, – есть такое течение…
– В общем, ты не знаешь.
– Нет.
Я закатил глаза. Натурально так. Картинно. Но папа не смутился. Он только делал вид, что рыбалка его волнует. На самом деле рыбалка – это его убежище, чтобы спокойно подумать. Сидишь себе в лодке, пялишься на воду и думаешь. Никто не мешает. Никому даже в голову не придёт спросить, чего ты тут сидишь. Видно же, человек рыбачит! Делом занят.
Наверное, каждому нужно такое убежище, чтобы немного побыть собой. Моё убежище – рисование, а папино – рыбалка. Всё просто.
Папа закинул удочку, а я достал блокнот. Мне не обязательно делать вид, что я люблю рыбалку. С папой комфортно молчать. Он думает о своём, я рисую. Но мы рядом.
Всё вокруг замерло. Озеро не двигалось. Папа не двигался. Небо не двигалось. Только комары чёрными пикселями перемещались по экрану реальности. И скрипел мой маркер по бумаге.
– Можно посмотреть? – папа кивнул на блокнот.
– Да. Но это так… набросок, – я протянул ему рисунок.
Папа взял скетчбук осторожно и уважительно. Мне это понравилось.
– А другие можно?
Я медленно кивнул. Ладони вспотели, а сердце ухнуло вниз и теперь болталось где-то под ногами.
Папа листал блокнот. Смотрел внимательно, с интересом. Я редко показываю рисунки, пока