«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий. Дирк Ошманн

не равноправны, ведь в конечном итоге какая-то из них возьмет верх над остальными. И я готов поспорить, что написана она будет не с восточно-немецкой точки зрения, хотя бы потому, что на университетских кафедрах Новейшей истории практически нет профессоров из восточных земель. А то, что нам нужно написать историю, чтобы понять самих себя, – ясно как божий день. Но кому будет дозволено представить такую концепцию или концепции? И с каких позиций? Западно-немецкие историки, выступающие в роли компетентных профи, ратуют за отказ от общей истории, а это означает, что ни при каких обстоятельствах Запад не поступится исключительным правом на интерпретацию и даже не допустит иной точки зрения. Однако расскажет ли Восток собственную историю (если вообще расскажет) на своей, так сказать, половине для прислуги, не имеет значения – кто вообще это принимает в расчет? Кажется, сама географическая демаркация внутри Германии располагает к такой удобно разделяемой и раздельной истории. Но, если мы сейчас не придем к пониманию разделенного после 1945 и особенно после 1990 года прошлого как общего прошлого, страна надолго останется разорванной и раскол из прошлого и настоящего продолжится в будущем.

      Хочу сразу предупредить, что по образованию я не политолог, не социолог, не историк, а литературовед. Предмет моих исследований – немецкая литература 1750–1933 годов, за некоторыми исключениями; то есть мои научные интересы лежат далеко от тематики этой книги. Я выступаю здесь как дилетант, опираясь лишь на свой опыт неравнодушного наблюдателя[9]. Поэтому для меня естественно писать в стиле этнографа, объединяющего автобиографию и деятельное наблюдение. О том, что этот метод совмещения «индивидуальной и коллективной траектории»[10] эффективен, свидетельствуют книги французских социологов Пьера Бурдьё и Дидье Эрибона или немцев Оскара Негта и Штеффена Мау[11], а также недавние автобиографические романы Анни Эрно, Герхарда Ноймана, Кристиана Барона[12]. Это соединение субъективной истории и социального анализа философски обосновал еще Гегель, высказав мысль о том, что нужно быть полностью субъективным, чтобы стать полностью объективным[13], ибо общее проявляется в частном.

      Помимо прочего, хочу сразу оговорить, что я веду речь исключительно о Востоке и Западе, о Восточной Германии и Западной Германии, о НУЛЕ и ЕДИНИЦЕ, о черном и белом. Tertium non datur[14]. Вместо дифференциации и релятивизации я делаю ставку на эскалацию, схематизацию и персонификацию коллективных высказываний, чтобы проявилось то, что в лучшем случае видится смутно, если вообще не остается скрытым. Книга охватывает ровно тридцать лет после присоединения, включая современность, но не ситуацию начала 1990-х, когда был взят тот решительный курс, который определяет нашу жизнь и сегодня, и в дальней перспективе. Нынешнее положение дел таково, потому что дела стали такими, но прежде всего потому, что все это время связи выстраивались и решения принимались – и по-прежнему выстраиваются