– Если кто-то забрался в квартиру, стукните пальцем по трубке. Один раз.
Я постучала три раза.
– У них есть оружие? Стукните один раз.
Я стукнула один раз.
– У всех троих?
Я снова стукнула пальцем по трубке.
– Огнестрельное?
Я покачала головой и положила телефон на край ванны. Оператор продолжала что-то говорить, но теперь ее голос звучал издалека. Я качала головой – нет, нет, нет, – и это немного меня успокаивало.
Снаружи уже доносились сирены. Одна из собак завыла. Тучка. Меня всегда смешило, как она отвечает на вой сирен: словно присоединяется к городской вариации волчьей стаи – как будто в моей изнеженной Тучке, которую я чистила еженедельно, было что-то от дикого зверя. Но теперь ее вой меня напугал.
– Полиция прибыла, – сказал далекий голос в телефоне. – Стукните один раз, если преступники еще в квартире.
На лестнице раздались шаги. Кто-то подергал ручку входной двери, проверяя, заперто или нет. Собаки громко залаяли.
– Откройте! Полиция!
Я попыталась крикнуть в ответ, но у меня получился лишь слабый сдавленный стон, который звучал даже тише, чем голос в трубке, продолжавший спрашивать меня, по-прежнему ли преступники находятся в квартире. Полицейским за дверью был слышен только собачий лай.
– Это полиция! Откройте дверь!
Лай не утихал ни на секунду.
– Вызываем контроль за животными! – крикнул один из полицейских.
Потом они вышибли дверь, и раздался оглушительный выстрел. Я услышала жалобный стон – почти как человеческий. Две остальные собаки тут же умолкли.
– Хорошие собачки, и ты хорошая, – сказал один из полицейских.
– Кажется, она мертвая.
Полицейские прошли дальше по коридору.
– О боже! – пробормотал один из них.
Я услышала, как его вырвало.
Дверь ванной комнаты распахнулась, и молодой полицейский опустился на корточки рядом с пустой ванной, в которой сидела я, сжавшись в комок.
– Вы ранены? – Изо рта полицейского пахло кислятиной после рвоты.
Я сидела, поджав под себя ноги, уткнувшись лицом в колени и прикрывая голову руками.
– «Скорая» уже едет. Мы должны посмотреть, нет ли у вас ран. – Он осторожно положил руку мне на спину, и я закричала. – Не бойтесь, вас никто не обидит.
Я так и сидела, застыв в позе, которой учат детей на уроках ОБЖ, когда проходят защиту от ядерного взрыва. Позже я узнала, что одним из симптомов острого стрессового расстройства является «замораживание», то есть полная неподвижность.
– Приехали из контроля за животными, – сказал второй полицейский.
Видимо, они приехали одновременно со «Скорой». Мужчина-врач тут же принялся проверять мой пульс, а женщина-врач осмотрела меня на предмет ран. Я продолжала сидеть, съежившись в ванне.
– Думаю, это не ее кровь. Но мне не видно живот, – сказала женщина-врач. – Надо поставить