В магазин шли не только за покупками, но и за новостями. Молодежь по вечерам собиралась на полустанке, а взрослые обсуждали последние события здесь. О Галкиной смерти толковали чуть ли не две недели. Магазин был как бы местом для посиделок, только сидеть здесь было не на чем, приходилось стоять. Поэтому беленые стены были отполированы плечами и спинами до блеска.
Удобно устроившись на плите, я с любопытством наблюдал за пестрой толпой. Шурке это было неинтересно, и он перебирал ярлыки от товаров.
– Да не торопись, не торопись, Яковлевна, – урезонивали мать бабы, – чего суетишься, как в городе. Нам ведь спешить некуда, – и украдкой поглядывали на весы.
Бывшая продавщица была жуликоватой, ее давно хотели заменить, да все не находилось грамотного человека. Она и мать ухитрилась обжулить. Вскоре после того, как мать приняла магазин, оказалось, что не хватает мешка сахару. «А ведь он был, был, я хорошо помню, – сокрушалась мать. – Сама взвешивала, а потом как сквозь землю провалился!»
Женщины с любопытством приглядывались к новому продавцу.
– Это твои, Яковлевна? – показывали они на нас. – Ничего, ладные, только тихие, как мышата. Этот, старшой, бегунцом-то был, что ли?
Их удивляло, что мать приходила всегда в чистом, аккуратно отглаженном халате, а волосы ее были гладко зачесаны. Была она статной, красивой, но на слова скуповатой. Бабы любили шумно поговорить в очереди, но теперь немного стеснялись матери.
Иногда на полустанке останавливались воинские эшелоны: если поезд был тяжелый, паровоз набирал воду. Тогда веселые красноармейцы толпой врывались в магазин, и очередь молча расступалась. Загорелые и ладные, они с прибаутками покупали папиросы и дешевые конфеты, шутили с бабами.
– Куда ж это вас, соколики, возят? – любопытствовала какая-нибудь молодуха, кокетливо поправляя косынку. – То на восток возили, а нонче все на запад да на запад.
– А там вишни теперь поспели, вот и едем трясти сады, – отшучивались красноармейцы. – Поедешь с нами – угостим на славу!
Молодуха пунцовела и принималась лузгать семечки.
Два дня подряд в магазин приходил молчаливый белобрысый мальчишка в больших роговых очках. Я его тоже, кажется, видел на кладбище. Он был босиком, но в тюбетейке. Подождав, пока очередь разойдется, очкарик протягивал большую кастрюлю и просил:
– Омуля.
– Как ты его только ешь? – удивлялась мать и уходила в сени. Там она открывала бочку, одной рукой зажимала нос, а другой вытаскивала скользкие вонючие рыбины.
– Я люблю с душком, – краснея, отвечал очкарик. И, расплатившись, торопливо выскакивал за дверь. Омуль был малосоленый, изрядно попорченный, его уценили в три раза, но совсем списать не решались.
Однажды в магазин пришел