– Ты охренел? – прошипела она, отступив назад, и с демонстративной брезгливостью провела по влажным после поцелуя губам ладонью.
Забыть. Уничтожить даже внутри себя отголоски небывалой, не поддающейся контролю эйфории.
Сереброва наполнявшая ее голос злость ничуть не задела. Он нагло, без малейшего сомнения, быть может, даже с намеренной бесцеремонностью подошел ближе, уничтожая только что установленную Ирой между ними дистанцию.
– Я? – спросил он не без сарказма и с вызовом поднял правую бровь – типичное для него выражение собственного превосходства. – Ты сама на мне повисла.
Ира почти заскрежетала зубами. Она не выносила эту его манеру общения – насмешливо-всезнающую и непоколебимую. Сильнее она ненавидела только самого Сереброва за более чем намеренное использование всех ее раздражителей.
– Да что ты? – заговорила она жалостливо-издевательским тоном. – Может, это я ворвалась в чужой кабинет, чтобы себя же домогаться?
Стоило Ире договорить последние слова, снисходительно-покровительственная улыбка, неимоверно ее раздражавшая, превратилась в оскал.
– Домогаться? – повторил Серебров уже без прежнего спокойствия, почти оскорблено, на что Ира и рассчитывала, но следующая его фраза, произнесенная особенным, вкрадчивым тоном, заставила ее опасливо замереть: – Ты, кажется, забыла, что я слишком хорошо тебя знаю. – Он сделал очередной шаг вперед. – Знаю, как ты выглядишь, когда…
Теперь Ира точно понимала, к чему он клонит.
– Судя по всему, ты до сих пор не понял, почему мы развелись! – выпалила она, не раздумывая, руководствуясь одной целью: не позволить Сереброву свести их разговор к сексу.
Он поморщился, не скрывая своего раздражения и усталости.
– Ты сейчас о выдуманных тобой причинах, милая? – поинтересовался Серебров язвительным тоном. – Или о реальных?
Каких усилий ей стоило не кинуться на него с кулаками и ругательствами, знала только сама Ира. Его совершенно не новая попытка довести ее до бешенства тем не менее вызвала всплеск казалось бы усмиренных за минувшие полгода эмоций: от разрывающего на куски отчаяния до ненависти, покрывающей внутренности льдом.
Лишь на миг Ира позволила себе до отрезвляющей боли стиснуть челюсти, а затем сделала глубокий, бесшумный вдох и медленно растянула губы в холодной, утомленной улыбке.
– А тебе и полгода наедине с собой не хватило, чтобы поумнеть, Серебров, – сказала она осуждающе и нарочито развязно цокнула языком.
В следящем за каждым ее движением взгляде огненной, однако мгновенно подавленной вспышкой сверкнула злость. И что-то иное, совсем уж неуловимое.
Серебров выпрямился и принял более расслабленную позу, отчего свободного пространства в Ирином не слишком большом кабинете вдруг стало не хватать. Склонив голову