Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов. Сара Брукс

вышло, что ее выхаживала, кормила и переодевала кормилица с помощью свободных от дежурства членов команды. Но когда поезд добрался до Пекина и капитан пришла за малюткой, чтобы передать властям, кочегары сообщили, что та приносит удачу и уголь в этом рейсе горит ярче, чем прежде. Кухонные мальчишки прибавили, что масло сворачивается именно так, как нужно, и пассажиры первого класса нахваливают кухню, чего прежде никогда не случалось. Ночные стюарды заявили, что им по нраву ее общество, что она с серьезным видом выслушивает их скабрезные истории и почти не жалуется. И тогда капитан произнесла (по крайней мере, так рассказывали самой Вэйвэй): «Если она сможет честно зарабатывать свой хлеб, то пусть остается. Но у нас в поезде нет лишних деталей. Она должна научиться приносить пользу, как все мы».

      Первое время Вэйвэй служила талисманом. Спала в теплой кухне или в гнезде из брезентовых мешков в багажном вагоне, а иногда и прямо в будке паровоза, и машинисты рассказывали, как внимательно она смотрит на горящие угли, словно сознавая их важность для общего благополучия. Потом ее приспособили к доставке сообщений с одного конца поезда в другой, и к шести годам она превратилась в поездную мышь, снующую туда-сюда, – дитя всех сразу и ничье в отдельности. Ничье, кроме самого поезда.

      – Бездельничаешь, Чжан?

      А вот и Алексей, шагает вразвалочку, особой поездной походкой. Он ненамного старше Вэйвэй, но уже дослужился до первого механика. Закатанные рукава открывают сложные почетные татуировки, которые механики компании ставят себе на предплечья после каждого рейса. Знак братства (Вэйвэй ни разу не видела механика-женщину) и памяти. Рассказывая о прошлых рейсах, механики порой прикасаются к этим рисункам, вспоминая, как ломались рычаги и сами они едва выстаивали до конца смены. Шестерни и спицы превращались в условные символы на коже, помогающие вспомнить. Вэйвэй пытается понять, нет ли на руках Алексея отметок о предыдущем рейсе, но он замечает ее взгляд и опускает рукава.

      Последние две недели они почти не виделись, хотя вся команда осталась на поезде, чтобы готовить его к отъезду, – механики и стюарды, кондукторы и повара, машинисты и кочегары, бесчисленные шестеренки механизма, заново притирающиеся друг к другу. Чуть проржавевшие, крутящиеся чуть медленней, со странными сбоями в давно знакомом порядке и откуда-то взявшейся нерешительностью, словно все они боялись сломать что-нибудь в излишней спешке. Когда Вэйвэй все же удавалось мельком взглянуть на Алексея, тот каждый раз куда-то спешил с неугомонной энергией, скопившейся за долгие месяцы бездействия.

      – Первая проверка? – спрашивает она, чтобы заполнить тишину, и бросает взгляд на настенные часы: на две минуты раньше срока.

      – Да, первая, – отвечает он.

      День механика состоит из бесконечных проверок по неукоснительному распорядку, когда тщательно изучается каждый узел сложного механизма, подкрепляя тем самым уверения компании в полной