Полковник Волтер умер в тюрьме под конец второго года своего приговора. Что касается Холмса, то он с новыми силами взялся за свою монографию о полифонических мотетах ди Лассо, которая впоследствии была издана небольшим тиражом и осела в частных библиотеках. Знатоки утверждают, что его работу можно считать последним словом в этой области. Через несколько недель я случайно узнал о том, что мой друг ездил в Виндзор[45]. Когда он оттуда вернулся, в галстуке его сияла изумительной красоты изумрудная булавка. На мой вопрос, купил ли он ее, он ответил, что это подарок одной великодушной высокопоставленной леди, в интересах которой ему как-то посчастливилось выполнить кое-какую небольшую работу. Больше я от него не добился ни слова, но мне кажется, что я знаю августейшее имя этой леди, и уверен, что та изумрудная булавка всегда будет напоминать моему другу о приключении с чертежами Брюса-Партингтона.
Дело четвертое
Дьяволова нога
Пополняя время от времени записи о своей многолетней и близкой дружбе с мистером Шерлоком Холмсом интересными воспоминаниями и рассказами о новых любопытных происшествиях, я постоянно сталкиваюсь с трудностями, связанными с его отвращением к собственной славе. Его замкнутому и циничному характеру всегда претили известность и почитание, и, заканчивая очередное успешное дело, он был рад отдать свои лавры какому-нибудь недалекому полицейскому инспектору, чтобы потом с едкой усмешкой слушать хор поздравлений в его адрес. Лишь подобное поведение моего друга, а никак не недостаток интересного материала явилось причиной того, что в последние годы так мало моих рассказов было представлено публике. Участие в некоторых его приключениях я всегда считал для себя честью, обязывающей быть осмотрительным и сдержанным.
Поэтому я был порядком удивлен, когда в прошлый вторник получил от Холмса телеграмму (он никогда не писал писем, если можно обойтись телеграммой) следующего содержания: «Расскажите им о Корнуолльском ужасе, самом странном из моих дел».
Я не представляю, какой зигзаг памяти заставил вспомнить его это дело или какая причуда вызвала у него желание посоветовать мне рассказать о нем, но, опасаясь следующей телеграммы, на этот раз с запретом, я спешу разыскать в своих записях подробности этой истории и изложить ее своим читателям.
Итак, было это весной тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Постоянная напряженная, требующая полной отдачи сил работа, усугубленная, возможно, легкомысленным отношением моего друга к собственному здоровью, ослабила его железный организм. В марте того года доктор Мур Эйгар с Харли-стрит (о том, при каких драматических обстоятельствах произошло его