От недавнего покоя не осталось и следа. Дэлглиш удивлялся, как много шуму способны наделать семеро человек. Сначала нужно было усадить в кресло Сильвию Кедж – операция, производившаяся под бдительным надзором мисс Колтроп, не принявшей в ней, правда, никакого участия. Девушку можно было бы назвать необычной, даже красивой, если бы удалось забыть про ее уродливо вывернутые ноги в металлических лангетах, тяжелые плечи и мужские руки, привычные к костылям. У нее было удлиненное, смуглое, как у цыганки, лицо и черные волосы до плеч, расчесанные посередине на прямой пробор. Это лицо выражало бы силу характера, если бы не гримаса жалобного смирения и молчаливого страдания. Большие черные глаза привычно молили о сочувствии. Сильвия заставляла окружающих еще больше суетиться своими утверждениями, что ей вполне удобно, хотя было очевидно, что об удобстве нет речи, порицающе-ласковыми настояниями, имевшими силу приказа, оставить ее костыли там, где она сможет до них дотянуться, хотя все понимали, что их надо приставить к ее коленям, пусть из этого положения они легко могли рухнуть на пол, и вообще не давая всем вокруг забыть об их незаслуженном добром здравии. Дэлглишу все это было знакомо, но сейчас он чувствовал, что она играет без души, почти механически. В кои-то веки девушка, похоже, страдала всерьез. Глаза у нее были тусклые, как два камня, от ноздрей к уголкам рта пролегли глубокие морщины. Она выглядела невыспавшейся, ее рука, принимая у него рюмку с шерри, дрожала. Он с непритворным состраданием сжал ее пальцы и дождался, пока рука перестанет дрожать, чтобы Сильвия смогла выпить содержимое рюмки.
– Так в чем дело? – тихо обратился он к ней. – Чем я могу помочь?
Но Селия Колтроп уже присвоила себе полномочия оратора:
– Всем нам нет прощения за то, что мы побеспокоили вас и Джейн в первый же вечер! Я хорошо это понимаю. Но мы встревожены. Во всяком случае, мы с Сильвией. Мы очень озабочены.
– Лично я не столько встревожен, сколько озадачен, – подхватил Джастин Брайс. – И можно сказать, полон надежды. Проблема в том, что исчез Морис Сетон. Боюсь, это всего лишь рекламный трюк в преддверии выхода его очередного остросюжетного романа, так что вскоре он появится. Давайте не будем смотреть на дело слишком мрачно.
Сам он был далеко не мрачен: сидя на табурете перед огнем, походил на злорадную черепаху, тянущую к теплу длинную шею. В молодости Джастин Брайс был красавцем, гордым своими высокими скулами, сочными подвижными губами и огромными серыми глазами, сверкавшими из-под тяжелых век. Но теперь, в пятьдесят лет, превратился в карикатуру на самого себя. Глаза