Когда мизериты его окружили, Моро решил покончить с собой. Он был уверен в собственном мужестве, но прогадал – в последний момент рука дрогнула. Ночных охотников рядом уже не было, их пленили или перебили. Моро и сам мечтал о легком конце, но все-таки струсил. Поэтому вновь попал в плен: дважды за месяц, второй раз в жизни.
На этот раз путы были удобнее, а дознаватель – красивее. Кетменка тоже принадлежала к истиннородным. Идеальную белизну ее кожи расчертили ритуальные узоры, черные линии ярко выделялись на бледном холсте. Моро знал, что они покрывают все тело, но кетменка была в непроницаемом плаще – на виду остались только лицо и ладони. Угольные волосы, роскошные от природы, ниспадали за плечи от самого темени. До него голова была гладко выбрита и расписана, это делало лоб неестественно высоким. Тонкие черты лица и крупные глаза подчеркивали чистоту крови. Сословное равенство тревожило пленника. Он подозревал, что на сей раз договориться не получится.
Моро приковали к стене в небольшой каменной нише. Кандалы сидели свободно, хотя длина цепей угнетала – Музов не заботило, как он будет справлять нужду. Комната была совершенно пуста, только с приходом гостьи сюда занесли четыре тусклых светильника. О том, что эта кетменка имеет власть, Моро догадался интуитивно. Какое-то время женщина к нему присматривалась, а потом сразу же перешла к делу. Она заговорила тихо, сухо и безразлично, но Моро это не обмануло. Жрецы Музерату пользовались голосом только в исключительных случаях.
– Как тебе это удалось?
– Мне не удалось. – Моро знал правила и говорил кратко. – Мы не смогли.
– Как тебе удалось посметь?
– В Коловитано меня спрашивали о том же. Я не знаю.
– Поэтому они тебя выбрали?
– Вероятно, – опустил глаза Моро. – Старший Муз сказал, что это мой единственный шанс.
– Шанс на что?
– На свободу. В обмен на священную плоть коловиты обещали меня отпустить.
– Отпустить? – На этот раз дознаватель не смогла скрыть изумления, ее крупные глаза расширились еще больше. – Освободить от служения?
– Да. Так мне сказали.
– Это невозможно.
– Значит, меня обманули.
– От служения не отказываются. Ты не мог этого захотеть.
– Ну в чем-то я все-таки уверен. Точно знаю, чего хочу.
– Ты лжешь!
Без маски безразличия она ему даже понравилась. Эта Музи была не так мила, как Овиэн, значительно старше, и татуировки ее уродовали, но внутри чувствовалась страсть. Хороший Муз бесстрастен. И все-таки она возвысилась, причем в самом Мизерато. Получается, что ее преданность была столь же сильна, как и его неприязнь.
– Хотел бы солгать, но родился третьим. Моя душа для тебя открыта.
Музи молча