Что бы проверить свои недобрые догадки, Ваня однажды провёл эксперимент: взял и спрятал шкатулку на видное место. Попросту – переставил. Миши дома как раз не было. Ох, как перепугалась Вика! Ах, как бегала по всей квартире и искала злополучную шкатулку! Вот тогда-то, Ваня и понял: это Вика вынуждает Мишу вкалывать под водой как проклятому, забывая о своём предназначении – быть писателем! Уж слишком люб ей обмен монет на содержимое целлофановых пакетов!
Тогда, по ведомому праву, решил Иван спасать Михаила Фёдоровича.
Дело было ясное: надо уводить из дому жену, и – подальше.
Начал, как в омут бросился. В неделю управился. Иван на выдумку – мудёр. Сперва обмазал губной помадой (у соседки снизу, из сорок второй взял) дужку Мишиного ключа. А когда тот пришёл домой, вынул ключ и принялся открывать дверь, он комариком укусил Мишу в щёку. Тот ничего не подозревая, шлёпнул себя по щеке измазанными пальцами и оставил на лице характерный след. Скандал с как бы искренними оправданиями. Есть.
Далее вошёл в азарт.
Испортил лифт, когда Миша возвращался вечером домой, и тут же разрядил его мобильный телефон. Обождал полтора часа, пустил лифт как ни в чём ни бывало. Упрёки во лжи. Стал блокировать телефон Миши, когда тот собирался звонить Вике, а её звонки сбрасывал тут же, при поступлении. Эти двое раньше постоянно названивали друг другу в течение дня раз по десять, теперь – как обрубило. Ага, объяснения уже не помогали: дома, при проверке, мобилы работали как Отче наш – и на вызов, и на приём друг друга! «Врёт, мерзавец!» Ага! Ату! После сошедшего с ума лифта, с Мишей стало твориться по вечерам невообразимое: пропадали башмаки и оказывались на верхней палубе; рвались по швам штаны, и требовалось их целый час зашивать (не идти же так по Питеру!); сквозняком сносило