– Образец собран, программы загружены, можем начинать хоть сейчас.
– Значит, прямо сейчас и начнём.
– Ну, тогда раздевайся.
Профессор кивнул на стоящую посреди комнаты установку и отвернулся к компьютеру.
Смирнов обошёл установленный перед моделью «электрический стул», подёргал штыри-фиксаторы, осмотрел подголовник и придирчиво хмыкнул:
– А если электричество вырубят?
– У меня там бесперебойник стоит.
– А если и он накроется?
– Тогда тебя просто размажет по оси времени.
– Хорошая перспектива. Мне нравится, – усмехнулся чекист. – Послание писать будешь?
– Уже написал. Смотри.
Синицын протянул подполковнику знакомую тетрадь в дерматиновом переплёте.
Михаил Дмитриевич открыл её на последней странице и начал читать.
– Дописывать будешь? – привычно поинтересовался учёный.
– Нет, – Смирнов закрыл песенник и положил его в специальный контейнер под пузырьковой камерой. – Сюда? Правильно?
– Правильно, – отозвался профессор. – А теперь сам.
На то, чтобы устроиться в кресле, ушло минут пять. Еще столько же Синицын потратил на подключение датчиков.
– Всё проверил? Не долбанёт? – глухо прозвучало из-под «энцефалошлема».
– Если и долбанёт, ты всё равно ничего не почувствуешь, – проворчал доктор наук, фиксируя руки Смирнова на подлокотниках.
– Ну, тогда я спокоен, – хохотнул фээсбэшник.
– Спокоен – это хорошо.
Александр Григорьевич щёлкнул предохранительным тумблером и вернулся к компьютеру.
– А сейчас закрывай глаза и постарайся не двигаться… Всё. Даю накачку на соленоид… Готовность – тридцать секунд… Двадцать… Начинаю отсчёт. Десять, девять, восемь… три, два, один… ноль!
– Поехали…
Вторник. 16 августа 1960г. Остров Кипр. Никосия.
День был настолько жарким, что казалось, древние камни вот-вот расплавятся. Крепостная стена, построенная пятьсот лет назад, во времена венецианского владычества, напоминала стену русской печи, растопленной почти до раскаленного состояния.
Как выглядит подобная печь, Димитриос Русос не знал, но был почему-то уверен, что топится она именно так – что аж прикоснуться нельзя, не то что прислониться и опереться.
С самого утра он чувствовал себя странно – как будто смотрел на всё чужими глазами, одновременно и с интересом, и с какой-то щемящей, плохо