Алисия шла в столовую. Длинный коридор, вдоль которого были натыканы двери детских комнат, гудел голосами, словно растревоженный улей. Она не вслушивалась в утреннюю, похожую на чириканье воробьев, болтовню девчонок, мальчишеские победные вопли – они уже устроили догонялки – пролетали сквозь нее. Она шла, прямая, строгая, и только бабочки на подоле синего платья трепыхались возле ее колен от каждого шага. Алисии было девять лет и десять месяцев. За ней закрепилась слава странной девочки, которой не дай бог понравиться – Алисия влюблялась в людей сразу и смертельно, окружала вниманием, словно глухим забором до самого неба. С ней было больно дружить. В последние годы никто и не пытался этого делать. Воспитатели были корректны и вежливы, учителя отдавали должное ее проницательному уму, но не более того. Дети не звали играть вместе, потому что Алисия не понимала игр и их правил – она должна была побеждать. Всегда. Любой ценой. Для нее это был вопрос выживания.
– О, какая красавица к нам пожаловала, – сеньора Гарсиа будто не умела говорить простое "привет" или "доброе утро", каждый раз подбирая какие-то совершенно неуместные слова. Ее голос громыхал под потолком уютной общей столовой, как те кастрюли, что она по старинке ворочала на кухне. Сейчас в приюте, который официально назывался красивым словом “резиденция”, жили почти пятьдесят детей, готовить нужно было много.
– А есть омлет? – спросила Алисия, проигнорировав "красавицу". – И чай.
– Есть, – грозная с виду повариха так светло улыбнулась, что девочка едва сдержалась, чтобы не просиять в ответ. – Присыпать сыром? А вместо чая я тебе очень рекомендую горячий шоколад. С зефирками. Как ты любишь.
Омлет действительно был вкусным. Наверное, у Гарсиа есть какой-то секретный ингредиент, который превращает обычный завтрак в маленький праздник. Алисия каждый раз была разочарована собой – ну почему ломтик пышной яичной смеси с долькой черри зажигал ее внутреннее солнце? Всего лишь еда, которая каким-то непостижимым для детского ума образом заставляла ее зажмуриться от удовольствия и чувствовать, как внутри поднимается теплая волна радости. Видит Бог, она сопротивлялась этим приступам совершенно глупого, бессмысленного счастья – она-то знала, что нужно сохранить, не расплескав ни капельки, эти чувства для встречи с мамой, ведь только тогда она сможет начать жить. Но все равно не могла удержаться