– Глазам не верю, он такой хорошенький.
Родители держали меня на руках и разговаривали, а сами чувствовали: в этот момент Господь сказал им, что все будет хорошо; они чувствовали также, что Господь хочет, чтобы они радовались рождению первенца, чтобы отринули сомнения и страхи. Да, потрясение и неуверенность еще не покинули их, но вера и сила молитвы поддерживали Скотта и Аниту, не позволяя впасть в пессимизм и депрессию. В дальнейшем молитва всегда помогала моим родителям в самые тяжелые минуты жизни, хотя, конечно, она не устраняла причины печалей и не могла волшебным образом погасить тревогу. Именно сила веры помогла родителям сохранить душевное равновесие, которого иначе трудно было бы ожидать от людей в подобных обстоятельствах.
Вскоре вернулась медсестра и сказала, что вынуждена забрать новорожденного, потому что требуются еще кое-какие проверки и осмотр. Первые три дня своей жизни я провел в больнице отдельно от родителей. Большую часть времени я находился в реанимации, а им оставалось лишь гадать, не случилось ли еще что-то плохое. За три дня они успели представить себе самое худшее, и все это время никто из врачей так и не мог четко ответить на вопрос, почему я появился на свет с так называемой врожденной ампутацией и каковы могут быть последствия.
К счастью, наша обширная семья в такие минуты проявляет особую сплоченность, поэтому с первого же дня заработала семейная система поддержки, и молодые растерянные родители не были одни. Как раз накануне родов мамины родители были в гостях в штате Джорджия. Едва узнав, что произошло, они тотчас помчались в аэропорт города Атланта и вылетели в Вашингтон, поскольку понимали: автомобилем пришлось бы добираться пятнадцать часов, а сама мысль, что дочь и зять сейчас одни со своей бедой, была для родителей невыносима. В это же время из Мичигана прилетела моя бабушка по отцовской линии. Словом, старшее поколение собралось очень быстро – и вовремя, потому что молодые родители были сами не свои от потрясений, усталости, тревоги, страха и растерянности.
К нам в дом приходили социальные работники и пытались утешить и успокоить отца и мать, но тщетно: и Скотт, и Анита очень терзались напрасным чувством вины, гневом, обидой. Они не могли и не хотели поверить в случившееся. Меня все еще держали в больнице, в реанимации, и проверяли на разные врожденные аномалии, и каждая новая проверка была новым поводом для беспокойства, которое мучило родителей.
Мои папа и мама, а также свежеиспеченные бабушки и дедушки часами молились, чтобы я выжил. У врачей были сильные сомнения, что младенец с такими врожденными дефектами проживет больше нескольких дней, отсюда и многочисленные обследования, анализы и проверки, из-за которых меня держали в больнице. Ни у кого не было уверенности в том, как дело пойдет дальше и что со мной будет. Были лишь вопросы. Вопросы без ответов. И у врачей, и у родных.
Мой отец, Скотт, не знал, как