– Гинне-ес, Гинне-е-ес! – раздался сдавленный крик. Чувствовал я себя очень тупо. Носиться в качестве живой мишени у линии фронта и звать потерявшегося второго номера – это проявление не то что непрофессионализма, а чего-то уже совсем за рамки вон выходящего.
– Гиннес! – уже громче. Кто меня тут услышит? Морпехи, которые сочтут меня идиотом? Да и пусть. Да, тупо, я и сам знаю. Но это единственный выход. А ОстротА и так знает, что я здесь. Я мог разглядеть ее жилистое, но какое-то нескладное тело, облаченное в превратившееся в тряпье светлое платье. Она была рядом, со смехом наблюдала за мной издалека, чтобы затем в очередной раз приблизиться и начать играть на моих нервах испачканными в крови пальцами. Лишь бы не в крови моего напарника – это было бы слишком тяжело и паршиво.
– Гиннес! – Крик терялся среди разрушенных домов и взорванных полисадников, когда я брел вперед. Но вот сливающаяся с фоном серая фигура. Он, родимый. Нашелся.
Теперь можно вернуться к агээсникам, можно немного отдохнуть от беготни, от переноски грузов, от всего. Отдохнуть в крохотном бетонированном погребе, потому что после того, как мы зашли в дом, рядом раздался мощный взрыв – украинцы завели миномет калибра 120 миллиметров.
Можно отдыхать и так. Мы под крышей, вокруг бетон. Взрывы… Ну что ж взрывы. Не факт, что стреляют именно по нам. Здесь и кроме нашего уютного укрытия есть множество достойных целей.
– Даже если попадут, не погибнем, – сказал я, упершись спиной в бетонную стену и поджав под себя ноги. Я понимал, что ОстротА может носиться вокруг, выть, грохотать, сотрясать нам стены, но попасть внутрь у нее, скорее всего, не получится.
Справа послышался недоверчивый нервный смешок. В погребе я скрывался с уже неоднократно упомянутым Гиннесом, командиром расчета АГС Монотоном – спортивным и коренастым мужичком средних лет, бывшим ранее майором ВС РФ и отличавшимся не очень уверенным высоким голосом, командиром группы огневой поддержки (попросту – ГОПа) Кеном и Поручиком, наводчиком АГС. Поручик взял позывной, что я носил в прежнюю командировку, и от этого я испытывал к нему определенную симпатию. Кроме того, он был крайне интеллигентным и «городским» юношей двадцати с лишним лет, носившим очки и испытывавшим определенные проблемы с общением в коллективе, но быстро адаптирующимся к окружающим его реалиям. В таких людях так или иначе чувствуешь присутствие духа более, чем в классических головорезах. Не столь страшно выйти из привычной тюрьмы, где ты сидишь в окружении других уголовников за убийство, и отправиться убивать на войну. Но куда больше решимости нужно, чтобы выпасть из уютной, комфортной и примерной жизни и обменять ее на обстрелы, казармы, грязь и холод.
Итак,