как мы помним, на удивление мирно и даже торжественно. Это, впрочем, Беленький объяснял как тактическими маневрами Угланова, так и своей авторитетностью. «Об истинных намерениях очень не хитро высказал на XIV съезде тов. Угланов, заявив, что нужно было убрать Московскую орг. из
слабых одних рук, из рук Каменева и Зеленского [вписано: «и их поддерживающих»], и передать в
сильные руки, [вписано: «другие, в руки Сталина —Угланова».] Угланов хорошо о всех (вписано: «принципиальных». –
И. Х.) разногласиях в ЦК и что в будущем предстоит драчка». На какой стороне окажется Красная Пресня «и как отнесется партийная масса района», если узнает о существовавших еще при Беленьком разногласиях, было для него загадкой. А потому «гони скорей лошадей, форсируй скорее момент снятия, чтобы создать более прочное и уверенное положение подбором аппарата»
189. С другой стороны, Беленький осознавал свою силу: «Я, к их несчастью, был крепко связан с партийной и беспартийной рабочей массой. Снять нетактично, недипломатично было неудобно, не стоит, мол, вызывать на Пресне лишнее раздражение». В итоге на финальном собрании райкома, когда Беленький уходил в отставку, «Угланов хвалил меня во всю, расхваливал наше большевистское руководство, подчеркнул, что нужно бережно относиться к „наследству Беленького“ (буквальное его выражение)».
Что же произошло дальше? Отметим, что нигде и ни в какой момент Беленький не упоминал свою формальную оппозиционность, прямые симпатии к оппозиции и даже не обсуждал оппозиционные тезисы – он всего лишь настаивал на элементах внутрипартийной демократии. Но последовавшая 13‑месячная изоляция от партийной жизни, запрет выступать даже в рабочих клубах на Октябрьские праздники сделали свое дело190.
Выводы.
Из вышесказанного становится ясно, что на путь «новой оппозиции» я вступил не по мотивам личного характера. Наоборот, все вышеприведенные факты говорят о том, что во имя интересов партии, единства ее я хоронил в душе своей, отводил все личное выпил эту горькую [нрзб.] чашу до дна.
Какие же условия толкали меня в так называемую «лесную фракцию»? Как я дошел жизни такой? Это – не только моя личная трагедия, но и трагедия сотен, тысяч добросовестных и дисциплинированных членов партии, толкаемых бюрократическими извращениями партрежима на путь замкнутости и оппозиционности (как правильно указывала резолюция политбюро от 5 декабря 23 г.
Здесь Беленький уже погрузился в чисто оппозиционный дискурс – гневное указание на эту резолюцию Политбюро, ее постоянное цитирование уже стали знаменем любого уважающего себя оппозиционера этих времен.
Одним словом, в течение 13 месяцев я вынужден был находиться в положении партийного пария, партобывателя поневоле. А разве я один в этом положении? Сколько таких, как я, жаждущих живого дела, находится в резерве «безработных». А положение членов Политбюро
