Тут ему пришла в голову мысль.
– Папа! Если немцы из-за аэростатов не могут как следует прицелиться, значит, их бомбы могут угодить куда угодно? То есть они не смогут прицелиться в фабрики и будут бомбить наугад, в надежде на лучшее. Не станут же они из-за аэростатов возвращаться домой, чтобы снова прилететь завтра?
Отец немного помедлил с ответом.
– Вряд ли их это волнует, – наконец сказал он. – Они хотят, чтобы народ пал духом и потерял надежду. Если они заодно разбомбят авиационные заводы или верфи, для них будет лучше. Так ведет себя хулиган: отвлекает тебя, прежде чем нанести смертельный удар. – Отец вздохнул. – Нам нужно кое о чем поговорить, Дэвид. Это важно.
Они как раз возвращались после очередного сеанса у доктора Моберли, который снова спрашивал, скучает ли Дэвид без мамы. Конечно, скучает, что за дурацкий вопрос. Он скучает без нее, и ему грустно. Чтобы понять это, не нужен доктор. Обычно Дэвид с трудом понимал, о чем говорит Моберли, – отчасти потому, что тот использовал непонятные слова, но в основном из-за того, что его теперь почти полностью заглушал гомон книг на полках.
Голоса книг становились для Дэвида все отчетливее. Он понимал, что доктор Моберли их слышать не может, иначе он свихнулся бы в своем кабинете. Иногда, когда доктор Моберли задавал вопрос, книги одобряли его и в унисон говорили «гм-м-м», как будто мужской хор тянул единственную ноту. А если им что-то не нравилось, они бормотали в его адрес ругательства:
– Шарлатан!
– Вздор!
– Парень совсем спятил.
Одна книга под названием «Юнг», вытесненным на обложке золотыми буквами, так разгневалась, что свалилась с полки и лежала на полу, кипя от злости. Когда она упала, доктор Моберли выглядел несколько удивленным. Дэвид хотел было рассказать ему, о чем говорит книга, но потом решил, что вряд ли это хорошая идея: сообщить доктору, что он слышит книжные разговоры. Дэвид