Рояль стал противен, словно он был виновником всего произошедшего. Накатила злость. Разбить, что ли, пару ваз? Может, тогда полегчает?…
Стены были выкрашены голубой краской. Паркет отливал чернотой. Вся мебель была выдержана в классическом стиле близкой к викторианской эпохе. Богато. Солидно. Дико тоскливо. Обстановка вгоняла меня в ещё большее уныние. Эти комнаты точно не были предназначены для девушки, скорее для дамы преклонного возраста или серьёзного господина. Какого-нибудь занудного графа, который бы курил трубку, сидя у полукруглого окна, читал газету и ворчал на весь мир.
В дверь тихо постучали.
– Войдите, – нерешительно позволила я и отступила, сжимая пальцами подол пёстрого летнего сарафана.
В гостиную чинно ступила женщина в голубом платье, от белизны воротника которого зарябило в глазах.
– Мисс Сомерсет, моё имя Марна, и я буду вашей камеристкой на время вашего пребывания в особняке, – строго произнесла она, взирая на меня с некой враждебностью.
Так странно… человек меня впервые видит, но уже за что-то презирает. Даже стало любопытно, в чём же я успела перед ней провиниться?
– Простите, не совсем понимаю, в чём заключаются ваши обязанности? – потупилась я в ответ.
Камеристка, как она себя назвала, производила впечатление вечно всем недовольной учительницы и чем-то очень напоминала мою воспитательницу. Наверное, пучком русых волос на голове.
– Я помогу вам собраться к ужину, подберу наряд, немного поработаю с вашим внешним видом. Завтра научу азам этикета, вам следует в первую очередь уделить внимание манерам, вы же дочь главы клана… – плохо скрывая неприязнь, вымолвила она. – В спальне гардеробная, позвольте помочь вам подобрать бельё.
Мои глаза изумлённо округлились.
– Марна… – вымолвила я, ощущая, как заливаюсь смущением. – Я в состоянии одеться самостоятельно. И помыться тоже. Спасибо, что подсказали, где лежат вещи…
– Это моя обязанность, – держа перед собой руки, отчеканила она. – Нет ничего постыдного в том, чтобы предстать перед камеристкой в обнажённом виде. К тому же… я лучше разбираюсь в моде, вы же не сможете отличить вечерний наряд от прогулочного.
У меня дёрнулся глаз. Грудь обожгло праведным гневом, с трудом удалось сдержаться. За кого они меня вообще принимают? Да, я сирота, но это не значит, что об меня можно вытирать ноги и ни во что не ставить.
– Марна, – повторила настольно отрешённо, что сама поразилась. – А не пойти ли вам… заняться своими делами? Я справлюсь. И с мытьём, и с одеждой. Всю жизнь справлялась.
На худом лице камеристки дёрнулись желваки.
– Как пожелаете, мисс, – бросила почти с пренебрежением.
Она исполнила… не знаю, что это… реверанс, наверное. Присела, в общем, придерживая подол платья, и удалилась. Я с облегчением выдохнула. Не было желания ни мыться, ни переодеваться. Я не грязная, выгляжу опрятно, до ужина,