В кафе становилось всё родней и уютней, когда Лёша пришёл, наконец, обедать. Он сделал большой заказ, поэтому нам пришлось повысить градус.
В конце рабочего дня мы снова вернулись в здание министерства. По дороге наткнулись на милиционера-заику и попытались исправить нарушение его речи. Затем поднялись на лифте и пошли по пыльной ковровой дорожке. За неё Лёша зацепился и упал, уронив и меня тоже.
– Во, – усмехнулся он, – Как меж нас, людей государевых, говорят: не пил, не пил и упал.
Был совсем уже поздний вечер, когда мы добрались до Лёшиной квартиры возле Сокольников, на Преображенской. Дверь открыла молодая, высокая и стройная девушка. Иными словами, худая, костлявая и бледная до зеленоватости. Последнее имело отношение даже к её волосам, к той длинной зелёной пряди, которая выбивалась из-под чалмы большого банного полотенца. Чалма интенсивно раскачивалась. Верилось, что от тяжести. Лёша резко переменился. Он стал часто-часто называть свою жену «рыбкой», «рыбонькой» и «рыбушенечкой» и старался переключить всё её внимание на меня, который якобы сам к нему привязался да еще напросился в гости. Якобы захотел посмотреть их квартиру, гнездо любви.
Первым Лёшиным собственным жильём оказалась бывшая коммуналка, купленная уже давно, но расселённая только-только и отремонтированная лишь на скорую руку, косметически, даже гигиенически. Комнат имелось много, и все были чистые, пустые. В одной, правда, обнаружились следы бурной деятельности Лёшиной мамы. Тут находился книжный склад, вероятно, принадлежащий какой-то демократической партии. Вся литература посвящалась исключительно общечеловеческим ценностям – начиная от выявления антисемитской сущности похода Святослава на хазар и вплоть до угрозы гибели всей земной цивилизации из-за распространения русского национализма в Интернете. Помнится, было время, когда Лариса Карловна требовала от нас такие вещи читать и даже по очереди пытала: понравилось ли? Мне тогда как будущему историку это было интересно, а Лёша всем так прямо и говорил, что понравилось. Так может понравиться лишь мамин салат, рецепта которого ты не знаешь, в таланты мамы не веришь, но, отпробовав, полагает приличным и проглотить. Дипломат из моего друга мог бы получиться замечательный.
Кроме книжного склада, в этой голой пустой коммунальной квартире, было только одно помещение,