Что ещё кричала Валентина в этом большом просторном кабинете, она и вспомнить не могла и вдруг просто поняла, что потеряла голос. Молча хватала воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Слёзы катились по её лицу, она их не замечала.
– Всё, всё, успокойтесь, вот попейте воды, – подполковник налил ей воды из графина, вышел из-за стола и подошёл к ней.
– Попейте, успокойтесь. Поймите, пришёл сигнал, мы должны разобраться.
Валентина выпила воды:
– Я знаю, как Вы разберётесь. Суд тройки – и приговор приведён в исполнение. Его уже может и в живых нет. Я сама два года была в трудармии. Насмотрелась. Знаю, чем доносы кончаются. Что, тридцать седьмой год продолжается?
– Ну что Вы такое говорите. Идите к ребёнку, придёте через три-четыре дня, может что-то будет ясно. Сейчас идёт расследование. Пока нет никаких данных.
– А мне дадут свидание?
– Нет, никакого свидания до окончания дела, – холодно заявил подполковник.
– Скажите, а передачу можно передать? Я ему поесть принесу, смену белья и папирос, можно?
– Да, можно. Давайте завтра приходите к десяти ноль-ноль. Зайдёте ко мне, я дам распоряжение. До свидания, много дел.
Валентина встала, ноги её не слушались. Сказалось волнение от услышанного.
Глава 4
Контузия
Господи, за что? Её Яша с первого дня на войне, ранение осколочное, даже не могли всё вытащить, так и ходит с фашистским железом внутри, контузия такая тяжёлая. Врачи ничего не смогли сделать. Лучше бы дома оставался, так нет же. Сельский доктор Иван Трофимович вылечил, можно сказать, шарлатанским методом. Валя всё помнит в мельчайших подробностях. Якова после тяжёлого ранения и контузии отправили домой. Через два месяца надо было пройти перекомиссию – и всё, он бы остался дома. Яша ничего не слышал, ни на что не реагировал. Он сидел в кресле-каталке и смотрел прямо перед собой в одну точку. Внятно говорить тоже не мог. Мычал что-то нечленораздельное. Спал часто с открытыми глазами. Зрачки были пустые, в них не было жизни.
И Валя по совету родителей пригласила хорошо знакомого, всеми уважаемого в селе доктора Ивана Трофимовича. В первый осмотр доктор ничего не сказал. Затем стал приходить чаще и наблюдать за Яковом. Через неделю после этих наблюдений попросил внимательно его послушать. Все уселись за большим семейным столом.
– Вот что я могу вам предложить. У Якова особых каких-то повреждений головного мозга нет. У него просто блок стоит на том, что он увидел и пережил. Это страх. Страх за товарищей, которые гибли у него на глазах. Это взрывы и кровь. Это страх, когда человек ничего не может сделать против той силы, того влияния и той безнадёжности. Ну куда было ему деваться от слепой бомбёжки? Всё вокруг горело, люди разрывались на куски, кровь текла рекой. Тут редкая