Наконец, достигнув покосившейся с годами небольшой хибары, Зоська начала обходить ту по кругу заглядывая в окна. Для начала необходимо было определить в какой из двух комнатушек поселили черноокого гусара, а в которой расположился его товарищ. С первого раза не повезло, заглянув в крохотное оконце она разглядела узкую кровать, занявшую почти всё пространство тесного помещения и лежащего на ней раздетого донага мужчину, облепленного с двух сторон лохматыми девицами. Хоть в комнате и было темно, но за долгие годы в сумраке все жительницы посёлка приобрели кошачье зрение и могли спокойно ориентироваться в темноте. Устав от любовных утех троица мирно спала, восстанавливая силы. Зоська же продолжила свой путь по кругу. В следующем окне ей открылась аналогичная картина, но если предыдущая не вызвала абсолютно никакого отклика в душе девушки, то вновь открывшаяся, подняла в её груди ураган ревности, да такой, что захотелось набросится и расцарапать физиономии особам, прильнувшим к обнажённому торсу черноокого гусара. И Зоська, больше не теряя времени, шагнула на ступеньку крыльца, чтобы увести своего «суженного», как уже успела про себя окрестить его девушка, подальше от этой деревни, вдоль болот, вглубь сумрачных лесов. И там он будет принадлежать только ей и больше никому! Так мечтала наивная похитительница, ведя за собой и держа за руку голого, безвольного мужчину с потерянной улыбкой на устах.
Счастье Зоськи оказалось не долгим, наивная, она и не предполагала, насколько невелики земли, которые доступны её передвижению. Да и нагой, с наведёнными чарами мужчина, не мог долго бродить по лесу и бегать от преследователей. Как итог, беглецы были пойманы следующим вечером и возвращены в деревню. Черноокого гусара у Зоськи тут же отобрали, а саму девушку бросили в вырытую в земле двухметровую яму, для проведения последующего суда над провинившейся товаркой.
Зоська до последнего не воспринимала всю ситуацию серьёзно, считая, что, старшие, как обычно пожурят её за плохое поведение, назначат какое-нибудь наказание в виде добычи ведра опарышей для их общины и успокоятся. Но всё неожиданно вышло совсем иначе…
Следующей ночью, голодную пленницу, скрутившуюся комочком на дне сырой ямы разбудил тихий голос матери:
– Зося, Зося, – еле слышно раздалось в темноте.
Услышав знакомый голос, девушка тут же тихонько откликнулась:
– Мама, я тут!
– Ох, Зося, что же ты наделала! – тревожным шепотом запричитала женщина. – Как ты могла так глупо поступить… Украсть жениха у дочерей Верховной…
– Подумаешь! Велики птицы! – возмущенно фыркнула девушка. – Он может мне судьбой был предназначен! Поэтому получается, что это они у меня его украли!
– Ох, дочка, дочка, ты даже не представляешь в каком гневе Верховная, как бы она чего дурного не придумала!
– Да ладно! – отмахнулась ветреная девчонка, – Знаю я эти наказания! У них кроме сбора опарышей, да земляных червей с древесными жуками, ужаснее кары нету…
– Хорошо, если так…, – с сомнением покачав головой, ответила мать. – Вот, держи! – спохватилась женщина. – Ты, наверное, голодная! Со вчерашнего вечера ведь поди ничего не ела, – сказала она, и кинула на дно ямы плотно свернутый и перетянутый тонкой лозой гибкой травы, лист лопуха. Девушка проворно поймала гостинец матери на лету. – Ну всё, я пошла, – снова послышался голос сверху, а то не приведи лихо, кто меня здесь застанет, так ведь может статься ещё хуже будет.
– Иди, иди, – махнув в пустоту рукой легкомысленно произнесла Зося, ловко раскручивая зелёный лист с копошащимися на нём белыми личинками опарышей. Не долго думая, девушка, запустив руку в шевелящуюся мягкую горку, ухватила сразу три еле сопротивляющиеся личинки и быстро засунула их в рот с наслаждением пережевывая. Небольшая горсть жирных белых червей скоро закончилась не сумев полностью утолить голод пленницы, но это всё же помогло, немного успокоить, целые сутки возмущавшийся урчанием желудок. Перекусив, девушка снова свернулась калачиком на дне ямы и забылась беззаботным сном, совершенно спокойная за своё будущее.
Холодные капли дождя настойчиво с ускорением били в лицо спящей пленницы, нагло требуя её немедленного пробуждения. Но Зоська ещё некоторое