– Эти вояки выдадут нас с потрохами! Их надо сразу же уничтожить, не то разбегутся как вши.
Холаф протянул кубок отцу, взял второй себе. Сделав глоток, облизал губы:
– Этих вояк я нанял от чужого имени, а Флос будет молчать.
– В твоём отряде наёмники? – переспросил Сантар.
– Наёмники.
– Ну и дела… Неужели Выродки?
Мэрит-старший махнул плетью. Сантар едва успел отскочить в сторону; хвосты обвили спинку стула.
– Что я такого сделал, дядя?
– Ты рассуждаешь как болван. Первый вопрос лорда Айвиля: «С кем собрались воевать?» Нам нельзя говорить правду. Точнее, можно, но тогда Выродки убьют солдат Хилда и Лагмера, а их самих возьмут в плен. Нам такое не подходит. И лгать нельзя. Если скажешь Айвилю: «С таким-то хреном», а на деле поведёшь Выродков против другого хрена, они развернутся и уйдут. И плакали наши денежки. И наша победа вместе с ними.
– Подождите, подождите, – протараторил Сантар. – В истории много случаев, когда убивали и герцогов, и королей. И кто их убил, по-вашему?
– Кто-то из их окружения, там не подкопаешься. Либо наёмные убийцы.
– Так а Выродки кто? Разве не убийцы?
– Это же Выродки, наёмные воины, а не шантрапа какая-то! – Мэрит-старший протяжно вздохнул. – Учишь тебя, учишь, готовишь к придворной жизни, а ты как был остолопом, так им и помрёшь.
Допив вино, Холаф оставил отца и брата и поднялся по винтовой лестнице на верхний этаж. В этот раз он не вызывал в уме никакие образы. Да и не смог бы их вызвать. Холаф не видел жену целую неделю и соскучился. И эта излишняя чувствительность ужасно его злила.
При появлении хозяина две старые служанки скоренько вымелись из опочивальни. Янара сидела за столиком, купленным специально для неё в городе мастеров. Огонёк стоящей перед ней свечи затрепетал от напряжённого дыхания. Пальцы побелели, сжимая уголок страницы. Не поворачивая к мужу голову, Янара закрыла книгу и встала.
Холаф скинул плащ на пол:
– Посмотри на меня.
Она медленно обернулась. Как можно не привыкнуть к мужу за три года? Всё тот же страх в зрачках. Всё та же неестественная бледность лица. Плотно сжатые губы. Сведённые брови. Будто пленница в ожидании пытки.
Холаф приблизился к жене в два шага, сорвал с неё платье и нижнюю рубашку и толкнул на кровать. Он покрывал поцелуями шею и грудь Янары, впивался ей в губы, ласкал её тело руками. Запустил пальцы в промежность. Сухая!
Плюнув в ладонь, Холаф смочил мужское достоинство слюной и вошёл в горячее лоно. Янара зажмурилась, сильно-сильно, и стала похожа на младенца, когда тот заходится в плаче без крика и слёз и не может перевести дыхание. А Холаф вбивал в неё свой член, щипал за соски, колотил по плечам, желая выдавить хоть слезинку, хоть тихий стон или жалкий писк.
Вытер краем простыни обмякшую плоть. Согнул ноги Янары, лежащей на спине, и заставил её обхватить колени:
– Если