Я надеюсь, Вы будете благоразумны, лорд Кеннет. Иначе я буду вынужден действовать радикально.
Искренне Ваш,
лорд Джеймс Реджинальд
Комптон».
Бентлей готов был выбросить письмо в камин ещё на первом предложении, но терпеливость играет ему на руку. Пока он читает текст, невозмутимое лицо, не выражающее практически ничего в обычное время, багровеет от злости с каждым словом. Надменный выскочка решил прибегнуть к шантажу, чего никак нельзя допустить. Реджинальд Комптон не доживёт до понедельника, Кеннет готов задушить его во сне, как уже однажды он это сделал с членом экипажа «Приговаривающего». Перо в руке Бентлея ломается от той силы, с какой он его сжимает, пачкая чернилами ладонь.
Внутри конверта лежит ещё один листок. Его Кеннет узнает из тысячи других, сам он когда-то подписал не один десяток подобных документов – распоряжение на арест. Благо, арестовать хотят не его.
«Миссис Моргана Кеннет».
Бентлей не успел подарить ей свою фамилию, да и она вряд ли отказалась бы от той, под которой прославилась в море. Но слова, выведенные старательно на такой некрасивой бумажке, подобны ножу, вонзившемуся под рёбра. Чем больше он смотрит на надпись, тем старательнее незримый убийца проворачивает лезвие, загоняя его всё глубже, норовя проткнуть отравленным кончиком сердце.
И сердце Бентлея отзывается, как отзывается и его память, воскрешая Моргану. Вновь и вновь. От неё нет спасения, перед глазами – серьёзное лицо, рассечённое шрамом, который временами, когда О'Райли была особенно смурной, напоминал унылую дорожную колею, но никогда не портил красоты, не влиял на то, что Бентлей ощущал по отношению к ней.
Реджинальд Комптон подготовился, надо это признать. И почему Бентлей думал, что по возвращении в Лондон ему станет легче? Столица не тот город, где жизнь всегда текла размеренно своим чередом. Нет, здесь каждый будет драться за место под солнцем, моститься друг у друга на головах, вгрызаться зубами в плоть и отдирать её от белоснежных костей. И это будет происходить всегда, пока человечество, вся их цивилизация, в конечном счёте не пожрёт сама себя же.
Но пока, чтобы удержать и отвоевать уже когда-то сданные не им самим позиции, Кеннету придётся вспомнить то, что завещали римляне, – «Divide et impera»[6].
– Мистер Девон! – Бентлей поднимает взгляд на дворецкого, молчаливо стоящего перед столом.
– Сэр?
Выдохнув, Бентлей поднимается из кресла и подходит ближе к камину. Его голос звучит спокойно, хоть он и находится в шаге от объявления официальной войны Комптону:
– Наш противник пожелал быть уничтоженным. Созовите всех, кто на данный момент руководит Компанией. Всех. Без исключения. Мне всё равно, какой на дворе час и чем они заняты: спят ли в своих мягких постелях, проигрывают ли деньги в салонах или совокупляются со служанками.