– Почему ты такая разная, – как-то я задал глупый вопрос. Она задумалась, взяла со стола вилку.
– Видишь эту вилку? – прошло несколько секунд. – А теперь? Это уже совсем другая вилка! Понятно?
– Это ты – другая.
– Да, но и вокруг все тоже другое.
Я понял, о чем идет речь, а позднее, в Париже, все увидел на практике.
Очевидно, что серьезных гостей доверяли только избранным штатным сотрудникам, а не каким-то случайным студиозусам. Справедливости ради следует вспомнить, что однажды и я был удостоен чести получить некое ответственное задание. Меня вызвали в первый отдел и сказали, что группу, с которой я буду работать, сопровождает некто Ричард Дадли – он очень интересный человек и за ним надо понаблюдать. И все.
Дик Дадли оказался компанейским разбитным парнем лет тридцати пяти, многократно бывавшим в Союзе. Он был знаком со многими советскими (антисоветскими) писателями – от Аксенова до Войновича. Он все время хохмил, поил меня коктейлями в барах, а когда группа отправлялась в Эрмитаж или театр, говорил, что видел все это многократно, и шел по своим делам. На прощание в кафе он улыбнулся, похлопал меня по плечу и сказал: «Tell these guyes, что я совсем не тот, за кого они меня принимают!» – этими словами я и закончил свой первый и последний отчет (лишь несколько лет спустя, уже от своих я узнал, что Дик был «орлом» и провернул несколько серьезных дел). В принципе после любой двух-трехдневной работы с группой мы должны были представить отчет о вопросах и реакциях закордонных гостей, это было чистой формальностью, мы их весело сочиняли, добавляя всевозможной туфты. В любом случае мой персональный отчет, очевидно, не вызвал энтузиазма и больше мне никаких заданий не поручали.
Потом, в Париже, когда мы все давали интервью для радио Liberty (нам еще деньги платило CIO) скользкий ведущий Семен Дарский дотошно выспрашивал меня: так вас заставляли писать показания?!
Смешно. Да и о чем было писать? Попадавшаяся мне публика либо была страшно зажатой и политкорректной (гиды, конечно, вызывали у нее некоторое недоверие), либо, напротив, столь дикой и непуганой в своей левизне, что просто ошеломляла.
Я навсегда запомнил шотландцев, восторженных лейбористов: он – рыжий, долговязый, сутулый, она – маленькая, кругленькая, шустрая. Очаровательная пара! – их восхищало буквально все. Странным образом тогда все «левые» по-человечески выглядели симпатичнее «правых» – подозрительных, мрачных, надутых (некоторые были копиями советских карикатур – сигара, огромное пузо, шляпа, черные очки), каждый раз устраивавших скандал по поводу дохлого комара в стакане чая или исчезновения туалетной бумаги. С трапа теплохода они ступали на горячую коммунистическую землю с опаской, что она вот-вот