Игорь Фёдорыч моё злобное молчание, видимо, за согласие принял, потому как заговорил преувеличенно радостно:
– Вот и замечательно, Семён! Вот и замечательно!
– Да что замечательного? – неожиданно для себя заорал я, – Вы с ума сошли все? Да я лучше уволюсь, чем поеду в ваше Разумное!
– Ну что же, увольняйся, – неожиданно легко и спокойно сказал Кротовой, – Сколько там у тебя оклад? Шестьдесят рублей? Найдём на твоё место желающего быстро. А ты иди, поищи работу в Бирюле. Особенно, когда Егор Пантелеевич да я порекомендуем тебя не брать никуда!
Такой подлости от своего начальства я не ожидал. И это от Игоря Фёдоровича, которого я учил, как особо надоедливым такие отписки делать, чтобы никогда у них не возникло желания больше кляузы свои пачками к нам в управу нести. А Кротовой радовался и говорил, что я самый лучший писарь управы за последние сто лет! От обиды даже дыхание перехватило. Но в то же время и понимание пришло, что никому я тут действительно не нужен. Пришлый – так попаданцев здесь называли. Способностей никаких. Да и боец из меня, как из говна пуля. Максимум – заляпать смогу. Я тут поначалу от незнания вёл себя как в нашем мире, но оказалось, что здесь мордобитие – вовсе не преступление. И когда пару раз по лицу получил, то очень сильно начал за своим языком следить. А потом уже мне объяснили, что это ещё и повезло – было бы оружие при себе – застрелили бы на дуэли, да и дело с концом. Они ж тут дикари настоящие! Чуть что, как на Диком Западе – к барьеру и из револьверов шмалять друг в друга! Я когда такое первый раз увидел, потом тошнило меня дня три. Или четыре. Так это ещё один дуэлянт другого не убил, а только поранил. Потом привык, конечно, и к такому. И к мордобитию. Но сам никуда не ввязывался. Если промолчал, да мимо прошёл – то никто и не тронет тебя.
Председатель земской управы смотрел на меня своими рыбьими глазками и молчал. Молчал и исправник, вдруг резко поскучневший и уставившийся куда-то в окно. И Ванька с Потапом, с которыми мы два года в одном помещении проработали, с которыми время от времени пиво вместе пили, сидели и молчали. И я сдался. Сел за стол и проговорил трагическим голосом:
– Хорошо, Игорь Фёдорович, я поеду… – хотел сказать, что если случится со мной непоправимое – ему до конца жизни в глаза моим детям смотреть, но вспомнил, что детей у меня нету. И жены нету тоже. Честно сказать, даже девушки не было. На земле учился, да стеснялся. А здешним девушкам я был глубоко неинтересен. Пытался я тут ухаживать за одной – Глафира Дымова её звали. Но она на меня смотрела, как на таракана. И всё по стрелкам сохла, по изыскателям, да по охотникам. Это те самые безбашенные, которые пешком не боялись куда угодно ходить.
А Кротовой, услышав моё согласие, тут же заулыбался. Развернул бумажку какую-то, которую в руках держал. И я понял, что он в моём согласии и не сомневался, подлец, ни минуты.
– Здесь распоряжение на твоё имя, Сёма, а здесь подорожная! А тут вот приказ – командировочные получишь в канцелярии! Завтра с утра почтовая карета уходит