– Я понимаю…
– Общительный, но мало кто хочет дружить с таким. – Женщина взглянула на часы. – Его поведение, конечно, отличается от поведения большинства, но это не делает его хуже. Это всего лишь особенность его организма.
Я кивнула. Посмотрела ей в лицо, и мне вдруг показалось, что глаза начальницы покраснели.
– Он научился сдерживаться и даже в какой-то мере прятать свои особенности от окружающих, но это… чревато, понимаешь? – Она дождалась моего кивка. – Чем больше нагрузка, физическая и умственная, тем сильнее нервозность и гиперкинезы. По-жа-луй-ста, не подведи его, хорошо? Оправдай оказанное доверие. Не знаю, зачем. Не вижу в тебе ничего особенного. Но если он так хочет… – Начальница опустила голову и уставилась на свои руки. – Не знаю. Ладно. Иди. Все! Можешь идти.
– Спасибо вам огромное! – Я почему-то вдруг испугалась, что она передумает. Вскочила, неловко кивнула и метнулась к двери. – Спасибо, я ваша должница!
– Не моя. – Сказала мне уже в спину тихо. – Его.
– Да. Я поняла. Я все поняла. Спасибо!
И пока Маргарита Сергеевна не передумала, дернула ручку двери. Если моя интуиция меня не подводила, то ее слишком сильно задевало все, что касалось Ивана. Такое не скрыть за маской суровости. Оно само вырывается на поверхность и обычно даже меняет интонацию человека, произносящего то самое, заветное имя. Оно пронизано трепетом, мягкостью и светом. И имя ему Любовь.
9
– Сейчас департамент культурного наследия рассматривает возможность придания этому зданию статуса памятника. Тогда, возможно, его отреставрируют, и на месте старого вокзала появится что-то вроде Музея РЖД. – Иван шел быстро, никакие плиточки на дороге не встречались, а, значит, тормозить его не могли. – А вот если продадут, то новый владелец может открыть в нем ресторан или художественную мастерскую. В Германии, я слышал, даже жилые дома оборудуют в таких помещениях.
– Жить возле железной дороги? – Удивилась я. – Каждый день наблюдать весь этот бедлам? Смотреть в окна на людей, таскающих сумки, и слушать стук поездов?
– К этому быстро привыкаешь и начинает нравиться.
Даже не видя, почувствовала, что он улыбнулся.
– Очень сомневаюсь. – Хмыкнула я.
– Вокзал – это ворота города. Он изнутри часто напоминает муравейник, но очень такой уютный, комфортный. Мне нравится здание нашего старого вокзала. В свое время для его проектирования приглашались лучшие архитекторы и инженеры тех лет. Сегодня спрос на историю, на красоту, ласкающую взор, не велик. – Он брезгливо махнул в сторону нового здания, окрашенного в унылый фирменный серый цвет. – Вон, гляди. Убожество какое. Уныние. Фу. Железнодорожники не мыслят красотой, они мыслят тоннами угля. Памятники архитектуры для них ничем не отличаются от вагонов.
Мы остановились у здания с вычурными колоннами и низкими узорчатыми сводами. Массивные двери были заколочены, окна забиты фанерой.
– Пойдем. – Иван кивнул на дорожку сбоку. – Нам с другой