Но чем больше Скавр старался не думать о словах Дамарис, тем громче они звучали в его ушах, раздражая и взвинчивая нервы. Он нагрубил по пустяку Гаю Филиппу и шлепнул Мальрика за то, что малыш пел одну и ту же песню не переставая. Слезы потекли из глаз ребенка, и настроение Скавра испортилось окончательно. Пока Хелвис успокаивала сына, сердито поглядывая на трибуна, тот схватил свой плащ и выскочил из дома со словами: «У меня есть неотложное дело».
Он закрыл дверь до того, как Хелвис успела что-то сказать. Звезды горели на черно-голубом зимнем небе. Марк все еще не мог привыкнуть к чужим созвездиям и называл их именами, которые дали им легионеры больше года назад: Баллиста, Саранча, Мишень.
Скавр пошел по лагерю, и сапоги его беззвучно ступали по мягкому снегу. Дверь в комнату Глабрио и Горгидаса была плотно закрыта от холода, деревянные ставни прикрывали окна, плотно занавешенные, кроме того, еще и шерстяными полосами, чтобы холодный ветер не проникал внутрь. Только узенькие лучики света от лампы, пробивавшиеся сквозь щели, свидетельствовали о там, что люди в комнате еще не спят.
Трибун поднял руку, чтобы постучать в дверь, и замер, вспомнив о Священном Союзе из Фив. Сто пятьдесят пар любовников сражались и погибли при Херонее в битве против Филиппа Македонского. Скавр помедлил, но руки не опустил. Он-то командовал не фиванцами. И все же Марк колебался, не решаясь постучать. Через тонкие стены он слышал, как разговаривают младший центурион и грек. Слова звучали неразборчиво, но по тону можно было понять, что они дружелюбны. Горгидас сказал что-то короткое и отрывистое, и Глабрио засмеялся.
Марк все еще стоял в нерешительности, когда перед ним вдруг всплыло лицо Гая Филиппа. Помнится, сразу после того, как он привел в римскую казарму Хелвис, старший центурион сказал ему: «Никому и дела нет до того, с кем ты спишь – с женщиной, мальчиком или красной овцой, – главное, что ты думаешь головой, а не тем, что у тебя между ног». И если греческие герои не могли помочь трибуну принять решение, то мысль, грубовато высказанная некогда Гаем Филиппом, дала свои плоды. Если и существуют на свете двое, думающие именно головой, то это те, кто сидит сейчас за дверью.
Скавр медленно повернулся и, наконец совершенно успокоившись, пошел к себе. Он услышал, как дверь позади него открылась и голос Квинта Глабрио мягко спросил:
– Кто там?
Но трибун уже свернул за угол. Дверь захлопнулась.
Хелвис обрушила на Марка лавину заслуженных упреков, и его покорность только еще больше рассердила ее. Но если трибун и был с ней несколько рассеян, извинения его шли от чистого сердца, и через некоторое