Еще у отца был красивый крест, подаренный архиереем за многие годы трудов в церкви. Папа очень ценил эту награду и одевал крест на двунадесятые праздники и особо важные встречи. Крест был небольшой, но с позолотой по краям и красными камешками в середине. Камни переливались и сияли при свете солнца от чего он казался волшебным. Иногда папа даже давал нам его хорошенько рассмотреть, и мы не могли оторвать от креста взгляд. Он был маленьким чудом, которое запомнилось мне на многие годы жизни.
Мама обычно стояла в сторонке с полотенцем или тряпкой от чугуна и всегда улыбалась, наблюдая за семейной идиллией.
Мой отец был иереем, вторым священником в храме, что в соседнем селе. Каждый день он добирался пешком до церкви Святой Троицы около пяти километров, а иногда, по большим праздникам его подвозили на телеге наши прихожане. Знаю, в том храме отец ощущал себя на своем месте и был рад каждому богослужению, особенно когда служил сам. Помню, как по вечерам он благодарил Вседержителя за место, куда был поставлен.
Однажды отец не вернулся.
Мы ждали на скамейке до рассвета, сестра заснула у мамы на руках, а точка на тропинке так и не появилась. Ее не было и после заката. Она не выходила из-за холма при свете молодого месяца. Тропинка была пуста даже утром.
Еще через день, порог нашего дома переступили большие сапоги с месивом из глинистой грязи. Они были надеты на сутулом человеке в черной кожаной куртке. Неизвестный без слов передал маме конверт и узелок с вещами отца. Дверь за ним захлопнулась.
Помню, как мама упала на пол и громко плакала, закрыв лицо руками.
Отца в тот день расстреляли.
Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Его храм не закрывался никогда. Крест с красными камешками нам так и не вернули.
Вы суть храм
Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.
Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад. В нашей, да и соседней деревнях, церковное общение полностью отсутствовало, боялись тогда многие. От самой моей юности и практически до пожилого возраста я мог позволить себе посетить всего лишь два монастыря и несколько крупных храмов, но каждый такой момент посещения был как праздник, который случается редко, а впечатления от него потом живут годами, сохраняя в том самом маленьком угольке жизнь.
До мест паломничества, если эти поездки можно вообще так назвать, добираться приходилось несколько дней, зато там жило все то, к чему я тянулся, единомышленники, пусть и незнакомые мне люди, но нас роднило общее, то, что соединяло в единое, невидимое глазу духовное тело. Служили там, конечно, и священники, которых мы берегли всеми силами. Стояли старенькие храмы, напоминающие