Затем разум заполнился мыслями и образами. Неизвестные Вале дома, люди, имена и грехи душ потоком входили в нее.
Мысли не принадлежали ей, но она знала, как нужно поступить, что выполнить, к кому подойти и что сказать!
Ангел наблюдал за изменением подшефной и тихо ликовал. Заметно пришел образ храма, со стоящей у подсвечника девушкой. Валя подошла к ней и подарила частичку света, которым обладала теперь. Подарила надежду, силы на перенесение скорбей, жажду поиска Христа!
Пришла пора начинать служение по силам.
Глава шестая
Продан
Ветки кустов хлестали по лицу, изношенные ботинки то и дело застревали в выступающих корнях деревьев, а сердце отчаянно стучало, взывая о помощи и требовало порцию воздуха. Пот стекал с головы и струйками пробегал по липкой спине.
«Бежать, бежать! Изо всех сил бежать, прямо и без оглядки, на свет вдали!»
– Сыно-о-ок сто-о-ой! Я все равно-о-o тебя найду-у-у! – нетрезвый, хриплый крик остался позади, за темными деревьями, внутри леса.
В порезах и ободранной одежде, на лунный просвет поляны выбрался мальчик. Упав на мягкий мох, пытаясь отдышаться шепотом произнес:
– Дорогая мамочка, помоги мне! Пожалуйста, не хочу к цыганам! Пусть батя уйдет! Пожалуйста, услышь меня!
За спиной, в нескольких метрах от парня послышался треск сухих ветвей. На поляну кубарем выкатился небритый мужчина средних лет. Без рубашки и в заплатанных штанах. На ногах болтались безразмерные резиновые сапоги с кусками засохшей глины, в руках он крепко держал смотанную в кольцо веревку.
Поднявшись, мужчина, прихрамывая подошел к мальчику и с ухмылкой произнес:
– Ну что заяц, не век тебе от волка бегать?! Пора и помочь семье-то!
– Папа, я не хочу к ним, пожа-а-алуйста не отдавай меня! – всхлипывая молил мальчик.
– Да что ты! На веревке тебя тянуть? Ну! Давай руку негодник! – схватив сына, отец потащил его назад, через лес, в деревню.
Пробирались домой по ночному лесу, сын шепотом повторял:
– Мама помоги мне, пусть твой Бог услышит меня, я не хочу туда!
Шли медленно, под треск веток, при свете луны над деревьями. В дом добрались глубокой ночью.
– Спи, утром отправишься, не волнуйсь, не обидят, – усаживаясь за выцветший трухлявый стол, проговорил отец.
Ножки заскрипели и пошатнулись от глухого удара по столешнице граненого стакана. Отец крякнул от выпитого и закрыв глаза, свесил голову.
– Пойдешь как ми-иленький, ишь чего вздумал, ра-адителю перечи-ить! – укладываясь на грязную газету, что лежала на столе с прошлого месяца.
Ночь стояла тихая, Димка не спал, внутреннее напряжение не ушло. Бежать еще раз не было сил, хотелось есть, ощущалась слабость. В голове мелькали мучительные образы цыганского табора, в который завтра предстояло отправиться.
Еще вчера, он довольствовался малым и радовался обычной мальчишеской жизни. Той жизни, что бывает в глубокой заброшенной всеми деревне, на краю мира. После внезапной смерти мамы, отец горько пил, как и при ней, а может, даже крепче. Ведь была