Собственно говоря, деньгами можно было назвать только две стодолларовые купюры, поскольку все остальное содержимое пачки представляло собой ровно нарезанные листы белой БУМАГИ. Ромик побелел, Юлька открыла рот, а Вика гневно воскликнула:
– Это же «кукла», дебил несчастный!
Тимофей судорожно проглотил слюну и трясущимися руками достал вторую пачку денег, потом третью… Собственно говоря, дальше можно было и не мусорить, а произвести элементарный арифметический подсчет: шесть пачек по двести долларов в каждой составляют одну тысячу двести долларов, но уж никак не шестьдесят тысяч (в подобном «фарте» наши друзья могли вполне соперничать с героями Донцовой и Акунина).
У Тимофея закружилась голова, поэтому он сел прямо на груду резаной бумаги и закрыл лицо руками.
– Это как же так получилось… – негромко пробормотал Ромик.
– Кинули вас, как последних лохов – только и всего! – гневно заявила Вика.
– И теперь я даже понимаю как… – не поднимая головы, медленно проговорил Тимофей
– КАК? – дружно воскликнули Юлька и Ромик.
– Очень просто. В тот момент, когда мадам Ложкина сунула в сумку пакет с настоящими деньгами, там уже заранее лежал этот пакет с «куклой». И у машины, в обмен на документы, она отдала мне именно его. Классическая комбинация, которую даже в кино показывали…
– Кретин! – взорвалась Вика. – Полный идиот! Всё, Юлька, собираемся, я ухожу от этого олигофрена. Он меня уже достал своим неизлечимым дебилизмом!
Она вскочила с кресла и принялась лихорадочно складывать свои вещи в дорожную сумку. Все остальные так заворожено следили на её действиями, будто ничего интереснее в своей жизни не видели. Когда сумка наполнилась доверху, Вика застегнула молнию и кивнула Юльке:
– Пошли отсюда! – затем гневно глянула на понурившегося Тимофея, по-прежнему сидевшего на полу: – За остальными вещами я послезавтра приеду! Прощай, ботаник! Носи платье, оно тебе очень идет!
Обе девушки уже вышли в прихожую, как вдруг Вика опомнилась и вернулась в комнату. Проворно наклоняя свой гибкий стан, она ловко собрала в кулак двенадцать стодолларовых купюр, после чего еще раз простилась:
– Гудбай, подруги, – и окончательно покинула квартиру.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Ромик сел в кресло, взял бутылку вина и одним залпом допил остатки прямо из горлышка:
– Сколько же мы натерпелись из-за этой бумаги… Вдруг Тимофей вскочил на ноги и бросился к выходу.
– Ты куда? – удивился Ромик.
– Я остановлю её! Она не должна просто так уйти! – на ходу выкрикнул несчастный художник.
Ромик пожал плечами, посидел еще немного в одиночестве, а потом решил, что оставлять друга в таком состоянии было бы совершенно непростительно. Захлопнув входную дверь, он спустился вниз, вышел из подъезда и увидел Тимофея, угрюмо