запоя выходного дня. Для того чтобы он вышел из запоя, нужно его сутки «держать» – так мы с мамой по-семейному называем изматывающую, страшную тягомотину, в которой разъяренный трезвеющий мужик пытается снова выпить, а мы ему не даем. Ключи у меня в трусах (единственное оставшееся надежное место) спрятаны по той же причине – там у меня ключи и от квартиры, и от машины: очень важно, чтобы отец не смог ни выйти из дома, ни тем более сесть за руль. Если он найдет ключи, обязательно выйдет из квартиры, купит водку, выпьет ее и сядет за руль. И тогда – все. Что именно «все», мы между собой не обсуждаем. Просто знаем, что быть этого не должно, нужно его «держать», чтобы к утру понедельника «вывести». Дождаться, когда он перестанет драться, хватать за волосы, бить, зажимать дверями, душить, обмякнет и начнет выказывать робкие признаки просветляющегося сознания. Пока до признаков далеко, запои участились и теперь начинаются уже не с пятницы, а с середины недели. Со среды по середину дня воскресенья мы каждую неделю живем в гнетущем ужасе, боимся сказать или сделать что-то, что спровоцирует приступ страшной отцовской агрессии – двигаемся аккуратно, едим быстро, чтобы не раздражать его своим присутствием, вообще стараемся не отсвечивать, чтобы «не спровоцировать папу». «Провоцировать папу» никак нельзя, ему же еще надо доходить кое-как на работу, чтобы в пятницу приехать домой вдрызг пьяным и ослепительно злым, принести с собой водки или чего-то такого же крепкого и всю ночь потом это пить, пока его не вырубит. Пока он напивается, мы запираемся в одной из комнат или вообще стараемся уйти погулять, потому что в Москве он совсем себя не сдерживает, и мы боимся, что он может нас всерьез покалечить. Или мы его.
Вот позже, в загранкомандировке в Вене, было в каком-то смысле спокойнее: нужно было обязательно сохранять реноме, поэтому громких драк и разборок в казенной квартире позволить себе было нельзя. Мы могли спокойно спрятаться от отца в просторной ванной, и он не решался стучать или выламывать дверь, чтобы не поднимать шум. Нам нужно было только вовремя в эту ванную притащить всякие съестные запасы, мои тетрадки с уроками и постельные принадлежности – и тогда мы спокойно могли пересидеть там буйную фазу.
А в Москве такой трюк не провернешь: во-первых, ванная маловата, во-вторых, в квартире на окраине лицо держать не надо, шуми сколько влезет, выламывай двери – даже вызванная нами однажды милиция увидела отцовское удостоверение подполковника СВР, извинилась перед ним и уехала. А мы остались. Больше мы так, конечно, не прокалывались. Пока он приканчивает свое пятничное топливо, мы прячемся и ждем, когда он отключится. Точнейший должен быть расчет – не дай бог прийти раньше, попадешь в самый эпицентр бури. Если не рассчитали, будем биты. Если рассчитали правильно, можно вылить остатки алкоголя, тщательно обыскать квартиру (хитрый, как все алкаши, отец часто что-то припрятывал), что-нибудь перекусить, немножко поспать самим, а с утра начинать «держать», а потом «выводить». Двое суток унижений, моральных и физических
