систему он собрался, а так – вышел прогуляться перед сном. Если только багаж не скрывался под просторным и длинным, до пят, серым плащом. Сапиенс на голову возвышался над капитаном Макнери, который не считал себя коротышкой, да и не был им. Его метр девяносто восемь от макушки до подошв делал его высоким не только на родной Лабее, но и позволял сверху вниз взирать на уроженцев многих иных планет. А вот на этого сапиенса приходилось смотреть из той позиции, из которой обычно смотрели на Макнери другие. То есть снизу вверх. Плащ не позволял оценить комплекцию «довеска» – не скрытыми одеждой оставались только его голова и кисти рук. Кожа на руках была матовой, без единого волоска, тонкие пальцы пошевеливались, словно пассажир перебирал невидимые струны. Такая кожа позволяла бы причислить сапиенса к коренному населению Бертины, но автохтоны Бертины были гораздо ниже ростом и лысыми от рождения. «Довесок» же волосы имел, причем весьма длинные, волнистые, желтоватые. Они, разделенные пополам пробором, спадали на плечи и, вместе с изящным темноглазым лицом, делали сапиенса похожим на ангела со старинных картин… Нет, скорее, на архангела, из тех, которые с мечом или с бичом… В общем, которые из военных, а не из штатских. И архангел этот явно пожил на свете немало лет, судя по степени изношенности лица. Да, приятное было лицо, чего не отнять, того не отнять, но довольно потрепанное жизнью, отнюдь не такое гладкое, как кожа на кистях. Без усов, но с такой же, как и волосы, желтоватой бородкой в виде скобочки. И морщины имелись на нем в достатке, и небольшой шрам над бровью. Но не это было самое главное. Главное – от пассажира как-то странно попахивало. Капитан почему-то сразу понял, что это пахнет отнюдь не одежда или невидимая из-под пол плаща обувь или носки, а сам сапиенс. Не то чтобы от него воняло, как, скажем, от пиксингулей с Актории, и не перегар это был, и не запахи недавнего обеда. От сапиенса именно пахло – причем такой запах Макнери обонял, пожалуй, впервые. Запах не был неприятным – он был просто необычным. И опять же, капитан ни секунды не сомневался в том, что это не парфюмерия и не лекарства, а запах, присущий данному сапиенсу. Макнери мог бы сказать – «имманентный данному сапиенсу», но не знал такого слова. Собака пахнет собакой. Рыба – рыбой. Пилюрка – пилюркой. Этот сапиенс пах этим сапиенсом. Хотя, может, и летали уже на «Пузатике» подобные пассажиры, только капитан с ними рядом не стоял. А тут пришлось.
– Рад видеть вас на борту нашего судна, – произнес он стандартную фразу и сделал приглашающий жест. – Стюард проводит вас в вашу каюту.
Сапиенс вполне по-человечески кивнул (впрочем, это был общепринятый жест в Межзвездном Союзе) и неожиданно звучно пророкотал – посторонний мог бы подумать, что это заработал стартовый двигатель:
– Извините, что доставил вам неудобства. Я лететь не собирался, но тут получил сообщение… Неожиданное… Вот и пришлось срываться с места…
– Бывает, – сдержанно сказал Макнери. – Возможно, в неожиданностях и состоит вся прелесть жизни.
– Возможно, –
