Маршрут «свадебного кортежа» я согласовал со смоленскими старшинами еще в Каспле – именно там, в знак великого почета и уважения, меня встретила первая торжественная процессия, состоящая из смолян и жителей окружных городков (Жичицы, Каспля, Лоденец). Что поделать, если горожанам свою новую княжну захотелось отдельно от меня поприветствовать
– Ей здравницы кричать будем, а на тебя, государь, молиться! – решительным, не терпящим возражения тоном, то ли всерьез, то ли в шутку, заявил смоленский наместник Перемога. – Эти два разных дела совместить вместе никак не можно!
Выслушав такие «веские» аргументы, мне ничего не оставалось, кроме как дать себя уговорить. В таких малостях грех не идти на поводу у своих подданных. Зато в случае разногласий в более важных делах будет лишний раз чем козырнуть. Дескать, я вам даже в таком «важном» деле, как порядок въезда в город княжны, на уступки пошел, а вы мне в такой «чепухе», как порядок исчисления налогов, не идете навстречу! А что еще остается ожидать моим доверчивым и наивным подданным от прожженного циника из будущего?
При въезде в Смоленск не знаю, как остальные, но лично я был поражен царящим здесь оживлением. К нашему приезду горожане успели как следует подготовиться и устроить поистине царскую встречу. Улицы были запружены толпами голосящего народа, от которого слышались нескончаемые здравницы в мою скромную честь. Центральная улица – «Большая дорога», по которой мы передвигались, была увешана красными полотнами с желтыми кругом и крестом, что, по всей видимости, несколько упрощенно символизировало флаг, который использовался в армии. Эти странные полотна свешивались прямо из верхних окон и чердаков домов, буквально по всей длине улицы. У церквей стояли монахи с иконами и приветствовали нас дымом ладана и церковными «песнопениями». При всем при этом звонари били во все колокола, усиливая и без того оглушительную какофонию. На улице царил всеобщий праздник.
Нарезав круги по городу, отстояв торжественный молебен в Успенском соборе, мы отправились в перестроенный за лето Свирский дворец. Авдий постарался на славу, бывшую деревянную резиденцию Изяслава Мстиславича я не узнавал, теперь здесь господствовали кирпич и черепица. В Свирском дворце мы с Параскевой и зажили, хотя моему сердцу милее был Ильинский детинец. Но вряд ли княжна сможет нормально жить среди стука молотов и дыма труб, работающих круглосуточно на СМЗ, и днем и ночью. А вообще я решил как-нибудь устроить экскурсию по СМЗ своей молодой жене, должна же смоленская княжна знать, чем живет и дышит ее законный венчанный супруг.
В облицованном кирпичом княжеском тереме резко прибавилось дворни, многочисленная челядь княжны плотно оккупировала выделенные Параскеве комнаты.
Думцы, многочисленные бояре-компаньоны, чиновники и прочие просители стали слетаться в мою резиденцию целыми стаями, словно перелетные птицы. Бояре на совете теперь и пикнуть не смеют, сидят молча и трепетно заглядывают в мой рот. К старым знакомым добавилось много новых людей, преданно поедающих меня глазами и спешащих исполнить любое порученное им дело. А дел хватало на всех! За время моих недавних «странствий» было написано много новых законов и указов, а также немало дополнений к уже существующим. Вот теперь-то их и предстояло, во-первых, обнародовать, а самое главное – реализовать на практике.
Младшая дружина была реформирована еще в мае. Конные «гридни», «отроки», «детские» успешно переквалифицировались в ратьеров, телохранителей, а также усилили командный состав в пехотных подразделениях.
Ратьеры из княжеского терема были переселены в места дислокации учебных казарм, где тренировались пехотные новобранцы. Больше сотни ратьеров, отрядами по десять человек, были направлены в новые формирующиеся полки.
Материально-правовое положение ратьеров существенно улучшилось. Каждый из них был поставлен на особое пожизненное довольствие, включающее в себя ежеквартальные выплаты в натуральном (продукты питания, непродовольственные товары) и денежном выражении. В случае военного похода ратьеры могли также рассчитывать на часть трофеев, добытых в бою у неприятеля. Ратьеры не были на постоянной основе приписаны к казармам. Они имели право на земельные участки, дома в городе, а также могли в свободное от службы время заниматься торгово-хозяйственной деятельностью (тренировки проводились вахтовым методом, длительность их зависела от времени года и приказа главнокомандующего).
Ратьеры у меня превращались по своему статусу в некий аналог стрельцов Московского государства. Довольствие десятника было вдвое, довольствие сотника – в десять, а тысяцкого – в пятьдесят раз выше довольствия рядового ратьера. Аналогичный ратьерам социально-правовой статус приобрели ротные пехотинцев, а также взводные, но в сильно усеченном виде.
По обновленному Уставу к каждому пехотному полку придавался сотенный отряд ратьеров. Количество пехотных полков к весне будущего года должно вырасти с трех до четырнадцати.