Рождение. Что это событие значит для того, кто явился на свет? Ни наука, ни религия не дают точного ответа на этот вопрос. Он настолько дискуссионный, что просто нет смысла сколь-нибудь подробно заострять на этом внимание. Разве можно описать момент собственного рождения? Уж простите, мне с трудом верится фантазиям на этот счёт. А если честно, то не верится совсем. В идеале, точнее, в силу моих познаний, наблюдений и опыта обычный среднестатистический младенец рождается полуслепым, полуглухим и вечно сонным. Вот это точно про меня! Да, я – среднестатистический. Да, самый обыкновенный, такой же, как все. Я – идеален!
Гораздо интереснее, когда к человеку приходит сознание. Ощущение самого себя, что вот он я. Как это происходит? Кто включает этот невидимый тумблер? И в какой момент это происходит? Слишком много вопросов? Будет ещё больше. Малыш только родился. Он ещё только пытается разглядеть всё вокруг, а в маленьких глазках уже тысячи вопросов. И их становится только больше. Но вот я уже в том возрасте, когда Чехов дописывал свой последний рассказ, а я лишь делаю первые попытки, пытаясь дотянуться как можно дальше, ухватиться за самое раннее событие, вырвать из памяти самое первое воспоминание… Мамино тепло, мамин взгляд, мамин ласковый голос. Наверное, всё это было, даже скорее всего. Просто в памяти всего этого нет, не сохранилось. Но мне есть с чем сравнить, видя, как тянутся к ней внуки. И всё, что остаётся сейчас, это наблюдать со стороны, всматриваться вдаль событий, открыв старенький альбом с фотографиями и слушать мамины истории.
Вот он, младенец, завёрнутый в конверт – это я. А тот ползёт куда-то по ковру голышом – тоже я. Дядька в пальто и меховой шапке с коляской, в которой, конечно, тоже я. Это была весна 1979 года, поэтому дядька на чёрно-белой фотографии одет так тепло. Дядька этот – мой папа. Он счастлив, ведь его первенец – мальчик. Он мечтал о сыне… А что, если сейчас попробовать покопаться в чулане под названием память? Вырвать по крупицам воспоминания самых ранних лет. Как далеко я сейчас смогу дотянуться?..
Ржев – самое первое, самое яркое воспоминание! Нет, это не уютный ржевский дворик с лавочкой возле подъезда, где есть горка, качели и песочница. Это огромный двор самой длинной панельной пятиэтажки в районе, с длинной очередью на горку, с дракой за качели и с пустой песочницей, потому что самосвалы на верёвочке за смену успевали вывозить весь песок в неизвестном направлении.
Зима 1981 года. Стою возле деревянной лавочки своего подъезда в пальто и меховой шапке и ору на всю вселенную, потому что отморозил пальцы. Но вселенная меня не слышит. Не то, чтобы ей было сейчас не до меня и моих пальцев, просто во дворе такой гул, что, скорей всего, слышу себя только я один. И самое обидное, что это великое событие никак не влияет на происходящее вокруг. Вот армия из четырёх бойцов пытается взять неприступную крепость, забрасывая обороняющихся снежками. Атака благополучно отбита. С каждым новым наступлением крепость становится выше и неприступнее, так как процесс строительства не прекращается ни на секунду. Вот с поля боя за шкирку тащат домой раненого бойца, такого же обмороженного и орущего, как я. Память выдёргивает картинки из детства, первые, обрывочные, меняет события местами во времени, но неизменно возвращает всё в тот же шумный двор. Но, всё-таки, самые первые воспоминания – это, наверное, первые сильные эмоции и не всегда хорошие. Хорошие будут потом. Много хорошего. А пока… Вселенная, отзовись!
Снег падает, не переставая, огромными хлопьями. Очень много снега, как будто там высоко на небе кто-то разорвал большую подушку и вытряхнул всё из неё на землю. Белое покрывало укутывает древний город на Волге. Вот она – настоящая русская зима, о которой писали Пушкин и Некрасов. Зима, созданная для самого счастливого детства, для весёлых игр и шалостей. Особенно шалостей. Огромный сугроб возле деревянных сараев никого не мог оставить равнодушным. Вот первый смельчак забирается на крышу сарая, карабкаясь по выступающим доскам, смотрит вниз, оценивает взглядом белый снежный холмик внизу, поворачивается спиной… и летит. Исчезает! И, вдруг, под радостные вопли из сугроба появляется улыбающаяся и сверкающая глазками снежная голова. И никому не могло прийти на ум, какая опасность могла скрываться в том сугробе. Но, прочь сомнения и здравый смысл! Первопроходец остался цел и невредим, и вот уже старый сарай недовольно поскрипывает под