Легкие сковывает обручем и я начинаю часто дышать. Все плывет перед глазами, дрожат руки, становится страшно. Впервые в жизни настолько, потому что я не знаю, куда мне идти и что делать.
Я ни разу не бродяжка, в десять лет я гуляла по Парижу с родителями наслаждаясь теплыми круассанами и белым чаем, а уже в одиннадцать сидела перед отвратной овсянкой детдома, которую даже животное бы не стало есть.
По правде сказать, я не помню первый год жизни в детском и похороны родителей. Только обрывками милиция, какие-то чужие люди, документы. Они все что-то от меня хотели, а я не могла проронить ни слова.
Тогда же у меня начались эти истерики, меня трясло и лихорадило, сердце стучало как сумасшедшее и я могла не говорить ни с кем неделями. Из уютной комфортной квартиры я попала в другое место, где было много разных детей. Голодных, бедно одетых, диких.
Они дергали меня за волосы с интересом разглядывая, забирали одежду, украшения, и даже обувь. Нет, они не были плохими, просто у них не было таких вещей, какие были у меня, когда я попала в ад под названием “Детский дом номер пять”.
Единственное, что осталось с моей прежней жизни – золотой крестик на цепочке, который мне подарили родители на день рождения. Я прячу его на груди как последний якорь, мое воспоминание о том, что когда-то меня очень любили, хоть сейчас это кажется какой-то далекой и даже не моей жизнью.
– Ты че этот тут расселась?! Это мое место!
Ко мне подходит какой-то страшный мужик в лохмотьях и я пячусь назад, видя его синеватое лицо и заплывшие туманные глаза.
У него в руках какая-то картонка и он жутко просто воняет, потому стараясь сдержать тошноту я быстро ухожу от той остановки, бродя по улицам до рассвета.
Под утро машины снова начинают движение и я просто иду дальше не зная, что мне делать.
“Вернуться в детдом и попросить прощения за побег” – говорит мне мой голодный желудок. Да, пусть там никогда не дают ничего вкусного, но хотя бы крыша над головой есть. Вернись и будешь уже в постели.
С тем богатым мужиком со свиной рожей, парирует здравый смысл. Нет, бабочкой не стану. Я лучше спрыгну с моста.
***
На вторые сутки моя смесь утихает. Пересчитываю деньги. Хватит еще на один пирожок, но уже без газировки. Ладно. Я привыкла. В детдоме часто засыпали полуголодными. На самом деле это не так и страшно и иногда даже играло на руку, потому что сильно не растешь и не нужны новые вещи. Потому я и не выгляжу на свой возраст. Даже близко.
Когда наступает поздний вечер, а поле и ночь я уже едва шагаю по улицам.
Смотрю на руки. Дрожат, я промокла до нитки и почти не чувствую ног. Кроссовки все же пропускают воду. Этого еще не хватало.
– Ты что тут шатаешься? Документы предъяви.
Меня приводит в чувства мужской голос и подняв голову я вижу милиционера напротив. Очень похож на моего дядю Славу, такое же едва не лопающееся пузо и круглое пропитое лицо.
У него в руках то ли дубинка, то ли еще что-то, но уточнять я не