Орлиный профиль гордой
прекрасной вольной птицы
И шея лебединая, осанка ей под стать.
Судьбой Горенко Анной ей довелось родиться,
Чтоб русскою великой Ахматовою стать.
Быть красотой своею ни на кого похожей,
С таким пластичным телом и грацией змеи,
Но будучи земною, любить, страдая тоже,
Под вечными стихами страданья скрыв свои.
Лишь раз её судьба ей щедро подарила
Такую искрометную, но горькую любовь
И в счастье дверь пред ней едва приотворила,
Чтоб после навсегда её захлопнуть вновь.
Она была тогда молоденькой женою,
А муж её – в России известный всем поэт.
Жизнь показалась ей бессмысленно-земною,
Когда любви другой в неё ворвался свет,
Но оказался он всего лишь яркой вспышкой.
Покинула она Париж на этот раз,
И был её отъезд лишь бегством, передышкой,
А вовсе не спасеньем от тех горящих глаз.
И бросилась она вновь в страсти омут тёмный,
На эшафот любви не побоясь взойти,
И тайную любовь как дар судьбы огромный
Смогла от грязных рук и языков спасти.
Лишь строчками стихов бессмертных и бесценных
Она нам рассказала о горестной судьбе
И о любви своей великой и нетленной,
Что каждый на Земле желает и себе!
Памяти Александра Вертинского
Жил в российских дубравах один Соловей,
Дивным голосом песни дарил средь ветвей,
И лились, и взлетали рулады его,
В уши, в души вливая, как мёд, колдовство!
Доставали мелодии эти до звёзд,
Погружалась природа в мир сказок и грёз,
Светлой магией звуков паря над землёй
Ночью бархатной, таявши только с зарёй!
И последнею трелью рассветной звеня,
Умолкал Соловей при рождении Дня!
Как осенние листья, летели года,
Голова Соловья становилась седа,
Но он, радуя землю родную, ей пел,
Столько разных сердец покорить он успел!
Но однажды взорвалась от бури земля.
Унесло Соловья на чужие поля,
Под чужую листву и в чужие леса,
Где звучали пернатых чужих голоса.
Соловей русский наш пел и здесь, как всегда,
Только слушала пенье чужая вода
И чужие поляны, деревни и лес,
Всё такое чужое, чужое окрест!
Грустно русскому пелось теперь Соловью
На чужбине, без Родины, хоть и в раю!!!
Не хотелось ему ни летать здесь, ни петь,
Вот бы снова в родные леса улететь!
Только примет ли снова Отчизна его,
Что попросит за это взамен от него?
Но отбросив сомненья, тревогу и страх,
Оказался он вновь на родных берегах
Вместе с зеленоглазым орлёнком* своим,
«Белой птицей спасенья»** любим и храним!
И запел так, как прежде не пел никогда,
И внимала певцу вновь родная вода
И родные леса, и родные