– Для последнего шага у каждого своя причина. Не нужно тебе знать. Да и давно это было. Глупость и мальчишество. Айви очень любит сюда приходить.
Вот сейчас Федору стало страшно по-настоящему, до январской поземки по позвоночнику. Стоило только представить Айви на валуне, и сердце трусливо замирало.
– Она была еще очень маленькой, когда он позвал. – Аким Петрович на Федора не смотрел, думал о чем-то своем. – Десять лет, совсем ребенок. А он позвал… – На смуглой руке вздулись вены, и браслет впился в кожу. – Вот на этот самый валун. Я не успел. Искал на острове, не подумал, что она может быть здесь. А когда прибежал, оказалось уже поздно. Она прямо на моих глазах прыгнула в воду. – Он замолчал, в бессилии разжал кулак. – Я тоже прыгнул. Нырял, искал. Не нашел… А через день волны вынесли ее на берег. Живую, но онемевшую. Она ничего не помнит из того, что с ней случилось, где она была, и я хочу верить, что так оно и есть. Потому что не может у маленькой девочки ни с того ни с сего появиться седина.
Аким Петрович говорил, а Федор слушал и понимал его боль. То же самое он чувствовал, когда увидел Айви, не выходящую, а выползающую из норы Желтоглазого. Это были боль и бессилие, помноженное на ощущение собственного ничтожества. У маленькой ласточки хватило сил войти в пещеру, а у него – нет.
– Она одна у меня осталась. – Теперь старик смотрел Федору прямо в глаза. – И за нее я загрызу любого, в клочья порву, если узнаю… – Он замолчал и отвернулся.
– Я тоже, – сказал Федор ему в спину, и спина эта дрогнула, прямые плечи ссутулились, словно от неподъемной ноши.
– Не стоит давать невыполнимых обещаний, – сказал Аким Петрович, не оборачиваясь. – Молодость многое прощает, но коль дал слово…
– Я своему слову хозяин. И слово «честь» для меня не пустой звук.
– Кровь дворянская заговорила? – Аким Петрович медленно спускался вниз по каменистому склону. Федор шагал следом. Что было ответить на этот похожий на оскорбление вопрос? – Забудь, парень! Здесь, – он вогнал посох глубоко в землю, – ценится кровь красная, а не голубая. Отныне ты и не дворянин, и не каторжник. Ты Федор Леднев. Нет у тебя отныне прошлого.
– А будущее? – спросил он.
– А до будущего еще попробуй доживи. Все, возвращаемся! Остров я тебе показал, самое важное рассказал. Остальное потерпит.
Запах готовящейся еды Федор учуял, кажется, за целую версту. И как только учуял, думать мог только об одном. Аким Петрович и тут оказался прав. Пока они осматривали остров, явилась Евдокия. Она стояла на крыльце, скрестив на груди тощие руки, и настороженно наблюдала за их приближением. Из дома вышла Айви с кувшином в руках, заулыбалась радостно, протянула кувшин сначала деду, потом Федору. Сделав первый глоток, он понял, как сильно хочет пить. Почти так же сильно, как есть.
Он осушил кувшин до дна, вернул Айви, стер со лба пот. Снова захотелось опрокинуть на себя ведро воды, но