Нам с Перри эта шайка была хорошо знакома, и мы были известны ей не хуже. За год до того, как Перри осупружился, мы с ним вместе служили в конных стрелках и крепко раздолбали эту шайку в окрестностях Сан-Мигеля, после чего доставили сюда Берри Тримбла и еще двоих по обвинению в убийстве.
– Теперь нам отсюда не выйти, – говорю я. – Придется торчать здесь, пока они не уберутся.
Перри поглядел на часы.
– Без двадцати пяти семь, – сказал он. – Мы еще успеем доиграть эту партию. У меня на две шашки больше. Ход твой. К семи я должен быть дома, Бак, я тебе говорил.
Мы снова засели за игру. Шайка Тримбла, понятное дело, продолжала бесчинствовать. Они уже крепко набрались. Разопьют дюжину-другую бутылок, погорланят песни и потом постреляют по посуде. Два-три раза подходили к нашей двери, пытались отворить. А затем на улице снова поднялась пальба, и я глянул в окно. Хэм Гроссет, наш шериф, привел отряд полиции, расположил его в доме и в лавках через улицу и пробовал усмирить бандитов, стреляя по окнам.
Эту партию я проиграл. Прямо скажу: я нипочем не потерял бы зазря трех дамок, выбери мы для игры загон поспокойней. А еще этот слюнявый женатик знай себе кудахчет по поводу каждой снятой им шашки, словно дурно воспитанная курица над маисовым зерном.
Когда партия была сыграна, Перри встал и поглядел на часы.
– Я роскошно провел время, Бак, – сказал он. – Ну а теперь мне надо двигать. Уже без четверти семь, а в семь, ты знаешь, я должен быть дома.
Я подумал, что он шутит.
– Через полчаса, самое большее – через час они либо умотают отсюда, либо свалятся под стол, – говорю я ему. – Разве супружество так уж тебя утомило, что ты хочешь еще раз покончить жизнь самоубийством?
– Случилось мне однажды, – говорит Перри, – воротиться домой в половине восьмого. С Марианной я столкнулся на улице – она выбежала меня искать. Поглядел бы ты тогда на нее, Бак… Да нет, тебе не понять. Она же знает, какой я был непутевый, и все боится, как бы со мной не приключилось беды. С той поры я домой опаздывать закаялся. Так что, Бак, прощай покудова.
Я стал между ним и дверью.
– Послушай ты, женатый человек, я знаю, что ты поглупел навеки с той минуты, как тебя окрутили у пастора, но постарайся хоть разочек раскинуть остатками своих мозгов. Их там десять человек, этой шантрапы, и все они уже ошалели от виски и только и ищут, кого бы пристукнуть. Ты и двух шагов к двери не успеешь ступить, как они выбьют из тебя душу, как пробку из бутылки. Ну, будь умником, у тебя же сейчас не больше здравого смысла, чем у лягушки. Садись и жди, пока у нас появится шанс выбраться отсюда на своих на двоих, – если, конечно, ты не жаждешь, чтобы нас вынесли по кускам в ящиках из-под пива.
– Я должен быть дома в семь часов, Бак, – тупо повторяет этот слабоумный подкаблучник, как