Квашнин отхлебнул еще из фляжки, и, не отрывая глаз от неба, завершил:
– Но иногда начинает задевать тревога, а приплывёшь ли наконец в ту гавань, где эти пороги кончаются?.. Где можно спокойно вздохнуть…
– Грустная у вас концовка, Пётр Иванович, получилась, – вставил Матков.
– Так это, Сашок, только начало. Спутал ты, – засмеялся Квашнин, и от его тоски и следа не осталось. – У меня почему-то каждый такой порог намечался с очередной бабы. Немного их было, но бабы в каждом случае присутствовали. Каюсь, не всегда удавалось мне с ними выруливать от камней. Вот и тогда, как в песне пелось, на самой заре моей жизни, только начинал я осваиваться на должности зама спившегося, появилась у меня секретарша. Я особенно на неё внимания не обращал, а она крутиться вокруг стала. Ну, опытному глазу враз видно: если баба вокруг круги описывать начинает, то жди хлопот. Мне начальник намекнул: смотри, мол, не балуй, глаз не клади на кралю, она жена районного прокурора. А прокурора нам только назначили. Молодой мужик, ревнивый страсть. А дуре, видно, нравилось ему мозги пудрить. Я от неё сторонюсь, а она лезет. Смотрю, прокурор коситься начал, придёшь с какой-нибудь бумагой, ему всё не так. Я и так и сяк. Думаю: прийти самому, объяснить всё, как есть. Пусть переведут её от меня куда-нибудь. Место-то найдут бабе, как говорили: жена Цезаря вне подозрения должна быть.
– Это верный шаг, – согласился Матков. – А что дальше было, Пётр Иванович?
– Дальше? Ты про секретаршу-то?
– Про неё. Интересно.
– Тебе любопытство, а мне, Сашок, совсем плохо стало. Подпёрло, аж, некуда. Хоть на работу не выходи. А тут День милиции пришлось отмечать.