– Доброе утро, Вера Гавриловна!
Седоголовая женщина с удивлением обернулась.
Лицо Белограя, хорошо выбритое, излучало приветливость. И весь он, подтянутый, в мундире без погон, с орденами на груди, аккуратно причесанный, с сияющими глазами, был такой молодой, свежий, родной, что суровая Вера Гавриловна не могла не ответить улыбкой на его улыбку.
– Как быстро вы покоряете людей! – с восхищением проговорил Дзюба, когда Белограй вернулся в купе.
По лицу Белограя пробежала тень искреннего неудовольствия. Он достал коробку «Казбека».
– Курите, папаша!
– Спасибо, некурящий, – Дзюба положил ему руку на плечо. – Береги и ты свое здоровье, сынок, не соси эту гадость натощак. Давай позавтракаем, а тогда дыми в свое удовольствие. – Он потер ладонь о ладонь. – Имеется любительская колбаса, черная икорка, сыр и даже… коньячок. Закрывай дверь, и будем пировать.
– Не откажусь.
Завтракая и выпивая, Дзюба обратил внимание на надпись, сделанную на тыльной стороне кисти руки Белограя. Некрупными красивыми буквами было вытатуировано «Терезия» – женское имя, широко распространенное в Закарпатье.
– О, друже! – воскликнул Дзюба. – Да ты уже породнился с нашими девчатами! – Он подмигнул, указывая на татуировку. – Еще нареченная или уже законная жена?
– Знакомая.
Через два часа Дзюба осторожными вопросами вытянул из охмелевшего Белограя все, что ему было необходимо.
Дзюба получил из-за границы, от своих давних шефов, инструкции срочно достать, не останавливаясь ни перед чем, абсолютно надежные документы советского человека в возрасте 25–28 лет. Белограй оказался как раз таким человеком. Идеальная находка! И месяца не прошло, как гвардии старшина демобилизовался. Пять лет сверхсрочно прослужил в Берлине. Еще бы служил, если бы не исключительные обстоятельства. Дело в том, что его жизненные планы нарушила молодая колхозница Терезия Симак, Герой Социалистического Труда, фотографию которой он увидел в журнале.
В первом своем письме он поздравил Терезию с высокой наградой и коротко рассказал о себе. Сообщил ей, что, «между прочим, собственноручно в тысяча девятьсот сорок четвертом году, в октябре, выметал гитлеровскую нечисть с той самой земли, на которой Терезия дает теперь рекордные урожаи. Так что, хороша дивчина, не забывай, кому ты обязана своим геройством», – гласила шуточная концовка письма.
Терезия откликнулась на его письмо. Так завязалась переписка. Ни с той, ни с другой стороны насчет чувств ничего не было сказано. Но в каждом письме Белограй искал чего-то между строк и находил, как ему казалось. Кончилось тем, что он, когда вышел срок службы, демобилизовался, выехал в Москву и, пожив несколько дней у своей дальней родственницы, троюродной тетки, направился в Закарпатье.
Предусмотрительный Дзюба выяснил и такую важную деталь: Белограй не посылал Терезии ни одной своей фотографии.
– Почему? –