Тогда Лиза решила, значит, кошка, рыжая, пушистая, по прозвищу Рыжуля, всё-таки спряталась у неё внутри и затаилась на время. На какое время?! Лиза пока не понимала? Может, до пятого класса, может, до шестого? Там посмотрим. Внутри братца, подумала девочка, похоже, прижился неугомонный резвый пёсик по прозвищу Степашка.
Такса Ириска и братец Степашка очень сдружились, резвились, гуляли, кушали. Стёпка и собачонка даже спали вместе. Ириска засыпала в ногах лучшего друга. Тогда ещё маленький братец спал на первом этаже детской двухъярусной кроватки.
Кошка Рыжуля внутри Лизы с нежностью наблюдала за весёлой щенячьей дружбой братца и таксы, потихоньку завидовала и занималась своими девчоночьими и кошачьими делами.
Но – всё по порядку, с самого начала.
Туман
Это было время, когда дети были маленькими, а родители совсем – совсем молодыми. Как жених с невестой.
Жили, почти мирно, поживали в двухкомнатной квартире панельной многоэтажки, брат с сестрой. Лиза училась в школе, в третьем классе, росла прилежной, умной, воспитанной девочкой. Читала много полезных книжек, тайком ото всех вела дневничок в розовой обложке, прятала под матрас, не хотела, чтоб даже мама прочитала её детские глупости, переживания, девчоночьи ахи-охи…
Например, о Федьке Шашуре из 3-его «Бэ» класса. Лиза, из вредности, в дневнике, обзывала Шашуру то «Бэшкой», то «Курнос – барбос», то Шурура или Шуруп. Последнее прозвище дочери случайно подсказал папа, когда искал в кладовке, чем бы укрепить шаткий стул. Шашура был редкостным задирой и забиякой. Но Лизе он нравился, потому что… А вот потому. Не скажет она никому. Не доверит своих признаний даже дневничку.
В первом классе, за месяц до весенних каникул, однажды утром для Лизы всё вокруг затуманилось. На землю опустился занавес, лёгкий, прозрачный, словно туман на даче прохладным вечером после тёплого дня. Туман не растаял ни на следующее утро после восхода солнышка, ни на следующий день. Туман не собирался улетучиваться или развеиваться. Туманился в школе, на улице, дома. Туманился при ветре и дожде, туманился утром, днём и вечером.
Мелкие предметы, авторучки, карандаши, стирательные резинки потеряли очертания, размылись, размазались водяными кляксами. Буквы на страничках любимых книг начали таять и сливаться с бумагой.
Расстроенная Лиза рассказала маме о странном тумане. Мама забеспокоилась и отвела дочь в поликлинику. Врач-окулист, суровая, полная, как снеговик, женщина в белом халате, долго мучила Лизу, напяливала ей на нос немыслимые, многоглазые механизмы, похожие на чёрных пауков, или заставляла смотреть в окошко приборчика, где что-то пыхало и сверкало. Девочке приходилось жмуриться и моргать. Врач посекретничала с мамой, выписала рецепты, на прощание посоветовала Лизе чаще вращать глазами, меньше сидеть за компьютером, перестать часами пялиться в гаджеты, а также читать при плохом освещении. И, вообще, поменьше читать. Что было совершенно немыслимо для любознательной девочки.
Лиза