Семья на заказ. Нора Робертс

смотрел на нее, не шевелясь. Она испугалась, что ляпнула что-то не то. Но он притянул ее к себе и крепко обнял.

      – Я очень тебе благодарен.

      – Не за что.

      – Нет, для меня все это важно, особенно сегодня.

      – А что сегодня за день? – Неужели она что-то забыла? Она отпрянула и внимательно на него посмотрела. Нет, здесь что-то другое. – Во Вселенной Рорка какие-то трудности?

      Он с улыбкой прикоснулся к ямочке у нее на подбородке.

      – Можно сказать и так.

      – Какие?

      – Не очень важные, особенно когда нас ждет шампанское.

      – Не так. – Она вскочила. – Ты помогаешь мне, я – тебе.

      Он провел ладонью по ее руке, по мягкому рукаву ее свитера.

      – Правила брака?

      – Вот именно. Что там у тебя?

      – Сегодня днем мне пришлось уволить сразу троих. А я ненавижу увольнения.

      – Зачем же ты это сделал?

      – В общем, за то, что они не делали того, за что им платят. Я многое могу понять. У человека может быть трудная полоса, какие-то личные проблемы, нелады со здоровьем. Если так, то все можно обсудить и решить. Но когда манкирование обязанностями проистекает из беспечности, еще хуже, из самомнения, то я отказываюсь от снисхождения.

      – То есть ты выгнал их за тупость.

      Он улыбался, чувствуя, что успокаивается.

      – Примерно так.

      – Это мне знакомо, – сказала она, пока он шел к накрытому ею – только бы он не нашел изъянов! – столу, чтобы откупорить шампанское. – Тип, совершивший двойное убийство, тоже тупица: нигде не мог удержаться именно из-за своего самомнения, беспечности, извращенного чувства, что все вокруг ему что-то должны.

      – Выходит, наши проблемы совпадают. – Изящно и бесшумно открыв шампанское, он наполнил два высоких бокала.

      – Ты ненавидишь увольнять людей отчасти потому, что тебе не нравится сознавать, что их не надо было нанимать.

      – Ты хорошо меня знаешь, – согласился он и подал ей бокал. Они чокнулись.

      – Ты ошибся, приняв их на работу?

      – Несомненно. Но в то время они во всем подходили. Прошло время, и кое-кто стал самодоволен и ленив, решил, что ему все позволено.

      Снова и снова он убеждался, что ни в чем нельзя быть безоговорочно уверенным: ни в хорошем, ни в плохом, ни в посредственном.