Ой.
При мысли об этом я окончательно уверилась в том, что нужно ехать.
Хотя бы потому, что мне не хотелось бы вернуться домой и обнаружить, что меня уволили и что заведующая при виде меня крутит у виска пальцем.
Решено!
Сейчас поеду в театр, поговорю с начальством Селани и попытаюсь объяснить, что я не здорова. Не знаю, устрицами там, отравилась. Или чем у них тут травятся… Это позволит выиграть время, пару дней, например, а потом я (надеюсь) найду способ вернуться домой.
– Накрыли обед, мирэль Тонэ. – Служанка возникла рядом со мной. – Все, как вы любите: на крыше, с видом на площадь.
Все как я люблю!
– Я передумала, – сказала, прикидывая, как бы узнать ее имя. – Еду в театр. Предупреди водителя, пожалуйста.
Девушка кивнула:
– Хорошо, сейчас скажу Луарду.
Судя по тому, что она ничуть не удивилась, «передумала» для Селани было обычным делом, а я в очередной раз вспомнила о записной книжке.
Луард, водитель, водитель, Луард. Это я повторяла, пока поднималась наверх.
Сборы много времени не заняли, на туалетном столике Селани Тонэ обнаружилось все необходимое. Пудра сделала лицо бледнее, губы я красить не стала, еще и слегка растушевала под глазами темные тени, из-за чего стала похожа на жертву маньяка или панду в стиле ретро. Ну ладно, до панды я по окружным габаритам не дотягивала, а вот до жертвы маньяка – вполне, особенно если с воплями носиться по дому.
На выходе меня встречал Луард, который слегка округлил глаза. Тактично кашлянул, но все-таки распахнул передо мной дверцу:
– Мирэль Тонэ.
Я опустилась на мягкое кожаное сиденье, отметив навесную крышу, сверкающий ослепительной белизной лак и хром на ручках. Не представляю, как они здесь называются.
Водитель повторно округлил глаза, но снова ничего не сказал. Обежал машину, я же старалась не пялиться на старинный торчащий из пола рычаг и руль в кожаной одежке. А вот ключей здесь вообще не было, но в следующую минуту я уже поняла, как она заводится. Едва опустившись на сиденье, Луард достал из кармана камень и вставил его в небольшое углубление на панели, рядом с рулем. Ромбовидный камушек вспыхнул, рассыпая сияние, и автомобиль ожил.
Мы прокатились по подъездной дорожке до распахнутых ворот и выехали на улицу.
Сейчас, когда моя голова больше не напоминала чугунный колокол, я прилипла взглядом к стеклу. Сначала замелькали ухоженные домики, все как на подбор трехэтажные, явно соревнующиеся друг с другом по вычурности отделки и красоте завитушек на тяжелых воротах. Я даже вывела формулу: чем больше завитков и крендибоблей на решетке, тем больше позолоты на фасаде, а еще лепнины и прочей отягчающей архитектурный ансамбль красоты.
Из обители злата и сияния мы выехали на улочку, ведущую вниз, и я сразу забыла обо всем на свете. Дорога шла под гору, а внизу открывался такой вид, что перехватывало дыхание. Безбрежное море переливалось всеми оттенками синего и бирюзы. Смягченная