А тут – хм, живи и радуйся.
Для обозрения местности имелись специальные, оборудованные сверхсовременной оптикой оконца. Оптика создавала стереоскопический эффект, что позволяло вести обзор с борта на полные сто восемьдесят градусов.
Вырвавшись за ворота лагеря, Роман сперва с интересом смотрел в окно. Обрадовала чахлая рощица у подошвы горы, забавным показалось стадо пестрых коз на пригорке. Ничего, люди как-то живут, не все так плохо, как это может показаться во время просмотра телевизионных репортажей. Вон и квадратики земли возделаны, и вода в арыках течет, и виноградные лозы зеленеют.
Пока ехали окраинами Кандагара, Роман тоже все поглядывал за борт, пытаясь отыскать какие-то перемены, произошедшие за время его отсутствия.
Но когда увидел мальчишек, гоняющих босыми ногами мяч, сделанный из тряпья, понял, что ничего здесь никогда не изменится. Машины на дорогах – все сплошь добитый хлам. Высотных домов новых не видать, а старые облупились и почернели. На улицах – только мужчины, женщин нет ни одной. Главный грузовой транспорт – библейский осел, навьюченный либо вязанкой хвороста, либо мешками с зерном. Повсюду – кучки исхудалых, ничем не занятых мужчин в национальных одеждах, провожающих «Уорриор» ненавидящими взглядами. Из одного переулка кто-то швырнул камень, глухо грохнувший по броне. Хорошо, что еще не обстреляли из гранатомета.
Когда выбрались на проселок, обставленный с неуместной щедростью со всех сторон горами, Роман отвернулся от иллюминатора окончательно. Почему-то резко испортилось настроение. Уж очень многое напомнили ему эти каменистые виды. Он и не ожидал, что так проберет. Вот тебе и закалка профессионального разведчика.
– Что, надоело разглядывать эти красоты? – спросил сидевший напротив него крепыш-капрал с густыми бровями чистокровного шотландца.
Роман сморщил нос.
– Можно сказать и так.
– У меня на родине сплошь такие же горы, – открыл в улыбке ровные зубы капрал. – Только, конечно, цвета другие. Тут все рыжее да белое. И от пыли не продохнуть. У меня – зеленое и голубое. И еще вода, много воды. А если не полениться и проехать двадцать миль до морского побережья…
– Маккаферти, – одернул своего не в меру разговорчивого подчиненного сержант Хук.
Маккаферти замолчал, ограничив свои воспоминания тяжелым вздохом.
Сержант Хук неприязненно покосился на Романа. Видимо, считал его человеком, с которым надо держать ухо востро. Он едва скрыл свое изумление, когда через кормовую