– Давай так… – пьяно бухтел Кенарь накрывая её руку своей ладонью – Я мужчина, я выбираю, потому что я плачу… Договоримся сразу – никаких подарков, кроме – ик! – символических…
– Как вы… как ты благороден! – сказала Амалия, приятно удивлённая таким оборотом дела. Она была приучена «поклонниками таланта», что платит всегда тот, кто постарше…
Впрочем, «Артурик» в этом процессе «растления малолетних» думал совсем не о ней, о чём она, к счастью, так никогда и не узнала, а о призраке Регины Доммаже, дымке миражной мечты, девушке, о которой, в сущности, ничего не знал, и беспочвенные, от начала до конца придуманные чувства к которой были, если рассуждать трезво – безумием, психическим расстройством. Но пьяному ли Кенарю рассуждать трезво? Да и что есть вся любовь, в тех контурах, которые придают ей образованные люди, как не повреждение ума, перегрев холодного рассудка?
– Так что будем пить? – спрашивал Кенарь с вызовом, глядя на Асю-Амалию, но видя и слыша лишь регги в похмельной ночи.
– У меня тут для вас бар, что ли? – не выдержал таксист, как и все таксисты, по ночам торговавший водкой. – Есть «Пшеничная» в багажнике, будете брать – берите, а выбирать у меня не из чего…
И они взяли бутылку «Пшеничной», в руке с которой, как с гранатой, новый Арктур толкнул дверь в довольно прогрессивный, новый дом 80-х годов постройки, где широкие лестницы, три лифта на каждый подъезд и окна во всю ширину помещения…
Кенарев как-то сразу привык к новой квартире Амалии, к которой она сама ещё не привыкла. В понимании этого никчёмного человека он нежданно-негаданно – попал в объятия самой забористой роскоши. Квартира новой планировки, двухкомнатная, причём одна комната очень большая, а другая – тоже большая, но чуть поменьше. Правда, кухня маловата – но её спасало панорамное окно.
Обои, бумажно-узорчатые, моющиеся, Асе уже поклеяли, но модный металлический крашенный кухонный гарнитур ещё громоздился кучей.
На подоконниках целые выставки хрусталя и фарфора и книг подписных изданий, роскошь которых только подчёркнута их художественным свалом в беспорядке. Мягкость характера владелицы выдавало сентиментальное множество мягких игрушек, у некоторых из которых – заботливо подшиты пуговицы взамен утерянных пластмассовых глаз. Заниматься таким «плюшевым ремонтом» в зрелом возрасте может только очень добрый человек…
Под потолком в зале уже подвесили большую люстру на пять рожков, какую купить можно только «со связями». Кенарь вспомнил, что его мать тоже однажды хотела купить такую люстру, вдохновлённая воплем соседки с нижнего этажа:
– Тоня, слышь, беги скорее, там, в «Хозтоварах» люстры на пять рожков выбросили!
Бежала Тоня Кенарева не по олимпийски, когда добежала – в «Хозтоварах» остались только убогие пластиковые плафоны.
– Может быть – эта