Великий баснописец правильно понял, что ценность «Писем русского офицера» заключается не в изысканности слога, а в правдивости и достоверности описанных событий, сделанных их участником; в тех именно выражениях и оборотах, которые вылились на бумагу почти одновременно с самими событиями без их искажения и извращения в угоду политическим требованиям. Записи, сделанные в моменты высокого душевного подъёма, конечно, не заменить трезвым расчётом и рассудочностью. Что писалось на бивуаках, не повторить в кабинетных условиях.
В письмах к брату Сергею Глинка раскрыл общее содержание книги: «Теперь предлагаю (читателям. – Н.) ведённый мною журнал[3]. Одна часть его в виде писем, другая в рассказах и замечаниях. Разнообразие это не вредит порядку. Здесь найдёшь ты, во-первых, изображение всех военных происшествий и многих геройских деяний россиян; потом описание о нравах, обычаях народов и прочих любопытных вещах, замеченных мною мимоходом».
Две первые части «Писем русского офицера» были посвящены (как уже упоминалось) военным событиям 1805–1806 годов, третья – описание увиденного во время путешествий по российским губерниям. Об этой части Фёдор Николаевич говорил:
«Во время краткой и обманчивой тишины, которою наслаждались мы с 1807 по 1812 год, предпринимал я, по разным обстоятельствам, поездки в разные места, не оставляя привычки бросать на бумагу мысли и замечания свои. Путешествуя в отечестве нашем, нельзя наполнить листов записной книжки описанием картин, мраморных изваяний и прочих произведений художеств; но можно списывать картины с нашей природы, которая богата ими, а всего, как мне кажется, важнее узнавать и описывать нравы своего народа. Путешествие есть единственное к этому средство.
Я старался рассматривать людей в их различных состояниях: гостил в палатах и жил в хижинах. Но там и тут главною целию моею было наблюдение нравов, обычаев, коренных добродетелей и пафосных пороков. Я видел мнимосчастливых в высоких домах и видел истинно благополучных в низких хижинах. В палатах нередко видел я слёзы, текущие по золоту; видел там страсти и предрассудки, от которых вянет радость и меркнет жизнь, как ясный весенний день от чёрных туч.
С сердечным удовольствием видел я, что благие нравы предков, вытесненные роскошью и нововведениями из пышных городов, не остаются вовсе бесприютными сиротами на Русской земле. Скромно и уединённо процветают они в простоте сельской. – Не раз повторял я, про себя, достопамятное изречение Монтескье: “Ещё не побеждён народ, хотя утративший войска, но сохранивший нравы свои”. Россия не утратила ни того, ни другого. И потому я всегда утешался душевным уверением, что вопреки всем умствованиям и расчётам