За завтраком, а домочадцы собирались в столовой трижды на дню, Влас Терентьевич вдруг сказал:
– Вот что мыслю… Собирайся-ка ты, Екиша – поедешь к сестрице. Письмо отвезёшь, – тут он как фокусник извлёк откуда-то и выложил на стол письмо, перевязанное крест-накрест бечёвкой, концы которой, затянутые в узел, топорщились как тараканьи усы. Поверх же письма опустил широкую ладонь с толстыми, прямыми пальцами, поросшими у оснований кустиками чёрных волос.
– С письмом-то, смотри, осторожно, – продолжал Влас Терентьевич, – с тебя спрошу… Да и вот ещё что… Дам я тебе денег… триста рублей… Поживи ты пока у сестрицы и попробуй сам, своим то есть манером торговлю завести… А получится или нет… Ну уж как Бог даст, так пусть и будет…
Влас Терентьевич был, конечно, купцом, но купцом по установившемуся порядку, именно потому, что так «Бог дал». Он был не просто умён и расчётлив, но внимателен и чуток, к тому же был лишён той грубости и самодурства, что отличали порой представителей его сословия. Супруга же Власа Терентьевича была умна сердцем. Она ничего не требовала и ни на что не жаловалась, назначение своё мыслила исключительно в исполнении семейного долга, состоявшего, по её мнению, в заботе о доме и полнейшей покорности мужу. И потому, даже не желая расставаться с Екишей, она, узнав о его отъезде, только прошептала: «Святители…», и в следующую секунду уже думала о том, как бы получше снарядить Екишу в дорогу.
Что до Екима, то для него с этой минуты началась какая-то новая и небывало приятная жизнь, продолжавшаяся до тех самых пор, пока однажды он не обнаружил себя в тихой сумрачной комнате, хранящей терпкий запах сухих цветов – в комнате дома Боговых по Дмитриевской улице Старой Руссы.
Но судьба, как это часто бывает, зло подшутила над Екимом, подманив посулами и тут же крепко ударив. И вскоре после того, как Еким оказался на Дмитриевской улице, как расцеловался со всеми Боговыми, как ответил на все тёткины вопросы, не забыв передать конверт с письмом, вспомоществованием и усиками из бечёвки, случилось нечто совершенно невероятное и не имеющее никакого объяснения. Настолько невероятное, что могло показаться, будто сама судьба взяла Екима за шиворот и что есть мочи встряхнула.
На другой же день по приезде своём в Старую Руссу Еким, отдохнувший и полный радужных предвкушений, решил отправиться в гостиный двор. Ему не терпелось пустить в оборот свои триста рублей. Казалось, что если один раз повезло и сбылась самая потаённая мечта, то, быть может, отныне всё будет получаться, и все самые дерзновенные замыслы найдут своё воплощение. Главное же – надлежало приумножить капитал и не оплошать при этом. Екиму предоставлена была свобода решить: спросить ли совета у Боговых или самому взяться за дело. Он не знал ещё, как поступит, но прежде положил осмотреться в городе и прицениться на торгу.
И вот, выйдя из дому, Еким повернул налево к Никольскому мосту и, перейдя через речку Порусью, оказался на Пятницкой улице. А